В конце августа Мария Любичева рассказала в своих соцсетях о своих проблемах с алкоголем. В рубрике «С ее слов» она рассказывает, когда впервые попробовала водку, как ситуация вышла из-под контроля и о том, что она решила начать лечение.
Я давно уже понимала, что у меня проблемы с алкоголем — начав выпивать, я не могла остановиться. Но я долгое время успокаивала себя тем, что, несмотря на количество выпитого, продолжала много работать, заниматься делами. Вроде как ты пьешь каждый день, но при этом выполняешь все задачи из списка дел. И думаешь: «Ну я же все делаю, все хорошо, я ничего не пропустила, никого не подвела». Хотя на самом деле где-то ты все-таки что-то упустила, где-то потратила слишком много времени на задачу, где-то кого-то подвела. Но ты думаешь: «Значит, это было не так важно». Находишь какие-то причины, оправдания, почему так случилось. Опять же, выпиваешь — и это тебя успокаивает.
Вообще в творческой среде пьют многие, и среди моих ровесников многие «подшиваются» (употребляют препараты, которые вызывают отвращение к алкоголю. — Прим. «Холода») или лечатся от алкоголизма. При этом у музыкантов и художников есть очень распространенный страх: а что, если отказ от алкоголя повлияет на вдохновение, остановит творческие порывы? Когда ты все время в подпитии, ты ходишь, наблюдаешь мир вокруг, и кажется, что ты видишь его шире. У тебя меньше мысленных барьеров. Поэтому раньше, когда я думала перестать выпивать, я волновалась: что, если я не смогу больше писать, сочинять? Вдруг меня перестанут посещать классные идеи? Но сейчас я понимаю, что творчество никуда не исчезает, даже если ты перестаешь пить.
Я прекрасно помню, как впервые попробовала водку — это было прекрасно. Раньше, до 21 года, я вообще не употребляла крепких напитков. Это было связано с историей моей семьи. И отец, и дедушка умерли из-за алкоголя. Я с детства видела сильно пьющих людей, и мне было противно. Каждый, кто рос с отцом-алкоголиком, знает, как это бывает — когда человек всю реальность вокруг себя заменяет спиртным и собственные дети ему становятся не очень интересны. Я не хотела стать таким же человеком, как отец, и долгое время воздерживалась.
При этом вокруг меня практически все употребляли те или иные допинги. В основном алкоголь или героин. Я росла в подмосковной Коломне в 1990-х. Тогда на первых этажах пятиэтажек были железные двери с окошком. Люди просто просовывали туда деньги и получали дозу — сидеть на героине было совершенно обычным делом. Наблюдать за этим было страшно. Многие мои знакомые умерли из-за наркотиков.
Те, кто не употреблял героин, начинали выпивать. К концу института почти все мои друзья пили водку. Они спрашивали меня: «А что же ты не пьешь?». Я отвечала: «Да она же невкусная. Не понимаю, как вы это делаете». И вот однажды моя подруга и друг-музыкант сказали: «Ты просто не умеешь правильно пить, мы тебя научим». Они взяли пол-литра, накрыли стол с закуской: огурчики, колбаса, селедка, картошечка. Поставили музыку. Мы прекрасно провели время, я была в эйфории. Мне кажется, водка дает какие-то психоделические ощущения — становится так приятно, и ты всех так любишь. У меня тогда еще не было интернета, и я ничего не знала про серотонин и дофамин, про зависимости. Просто было ощущение, что мне классно, и хотелось повторить.
За следующие пару лет водка стала для меня постоянным атрибутом любого праздника. Я выпивала с друзьями-музыкантами и про опыт моих родных не думала. Мне казалось, что я, в отличие от них, пью немного и ничего страшного не происходит. Хотя сейчас я понимаю, что проблемы начались уже тогда. Есть такая поговорка: «Между первой и второй перерывчик небольшой». Это как раз про алкоголизм. Про то состояние, когда ты немножко выпил, и тебе тут же хочется добавить, чтобы внешний мир поскорее отступил от тебя подальше. У меня именно так и было.
Думаю, у меня были эмоциональные проблемы, от которых я пыталась отгородиться таким способом. Когда тебе чуть за 20, ты не понимаешь, как себя определять, как себя вести. Ты еще не взрослый человек в эмоциональном плане, но вдруг оказываешься во взрослом мире. На тебя постоянно сваливаются проблемы, к которым ты совершенно не готов, и никто не объясняет тебе, как с ними справляться. А когда встречаешься с друзьями и выпиваешь, это все как будто отступает.
Потом я стала больше заниматься музыкой, начались гастроли. У нас с «Барто» водка была в бытовом райдере (список условий и требований, предъявляемых артистом или музыкантом к организаторам выступлений. — Прим. «Холода») — мы выходили с бутылкой на сцену. Помню, как на одном из концертов в Финляндии мы поразили местных фанатов, когда в процессе выступления стали лить водку в зал, а поклонники подбегали под струю и пили ее. Вообще казалось, что с водкой все проходит веселее. К тому же, в турах бывает очень тяжело, и многие музыканты держатся на алкоголе. Спишь пару часов, пить начинаешь уже с утра. Говоришь себе: «Я так устала, нужно расслабиться». Потом возвращаешься из тура и пару недель приходишь в себя, восстанавливаешь здоровье и нервы.
Конечно, количество выпитого отражалось на качестве выступлений. В процессе тебе кажется, что это треш и угар, а потом смотришь видео и замечаешь, что не тянешь ноты и вообще выглядишь отвратительно. Но все-таки мы играем электро-панк, и в нашем жанре это считается нормальным.
Бывало также, что кто-нибудь терялся, не садился вовремя на поезд или самолет. Но такое случалось всего пару раз. Как правило, в коллективе был кто-то трезвый, кто присматривал за остальными.
Помню, в 2009 году под конец гастролей мы были в Иркутске. Я тогда заболела, у меня была температура 39. Местные байкеры нас пригласили выступить на концерте по случаю закрытия сезона, пришли наши поклонники. Мы жутко напились, а через 20 минут выступления байкеры оборвали наше выступление — им не понравилось, что у нас мальчики-музыканты были накрашены, они решили, что мы «пидорасы».
Я потом смотрела запись в интернете — а я там в чудовищном состоянии. Вокруг люди лезут на сцену, кто-то в зале бьет посуду, нашему музыканту гитару ломают. А в конце записи я пою пьяным голосом и потом, когда музыка заканчивается, просто вырубаюсь на сцене, и меня уносят.
Со временем я стала понимать, что, если не брошу пить, стану как отец. К тому же невозможно постоянно выпивать и продолжать хорошо выглядеть — все начинает отражаться на лице, особенно после 30 лет. Поэтому я периодически ненадолго переставала употреблять — обычно за какое-то время до важных мероприятий, чтобы привести себя в порядок. Но потом начинала снова.
Я все яснее осознавала, что у меня есть проблемы с алкоголем, но мне казалось, что все можно решить с помощью силы воли, что у меня достаточно мотивации, чтобы перестать пить самой, — ведь это мешает работе, общению с любимыми людьми. Я давала себе какие-то зароки, но они не работали. Когда я стала говорить друзьям, что думаю «подшиться» или отправиться на лечение, эту идею никто не одобрил. Все говорили: «Ты что, в нарколожку пойдешь? Да зачем тебе лечиться, от чего?». У меня создавалось впечатление, что это что-то стыдное.
Пару лет назад я столкнулась с депрессией. Тогда одно наложилось на другое: я пережила второй развод, а потом меня сбила машина. Я в тот момент была трезва, просто шла домой и переходила дорогу. В больнице со мной общался психотерапевт, и он предлагал лечиться от депрессии в стационаре, но я отказалась. Мне все еще казалось, что лечить психологические расстройства стыдно и с таким нужно справляться самой. В тот год мне выписали антидепрессанты, и я на какое-то время перестала пить, потому что с ними нельзя употреблять алкоголь. Но препарат мне не очень подходил, у меня были всякие неприятные побочные эффекты. Вообще-то это нормально — люди часто пробуют по несколько разных антидепрессантов, чтобы найти тот, который им подходит. Но я выбрала путь, который показался мне более простым: начала выпивать и бросила таблетки. Мне стало казаться, что мне уже лучше, что у меня все под контролем, но я быстро стала пить столько же, сколько и раньше.
2021 год у меня начался трудно. Я поехала в Подмосковье ухаживать за заболевшим родственником и провела там примерно полгода. Я сидела там практически в изоляции, не могла нормально работать. Это совершенно выбило меня из колеи, и я начала пить безостановочно, каждый день. У меня выработалась такая толерантность к алкоголю, что могло дойти до литра водки в сутки. Я потеряла контроль над ситуацией. В то же время я смотрела на себя и ужасалась. Тогда-то я решила, что, когда вернусь в Петербург, мне точно нужно будет обратиться за помощью.
Многие люди думают, что алкоголизм — это такой вечный праздник, ты постоянно пьян и веселишься. На самом деле тебе очень тяжело: по утрам у тебя похмелье, ты постоянно страдаешь от тревожности, чувства вины перед всеми сразу. Чувствуешь себя мразью и слабым человеком. Нервы расшатаны, начинаешь неадекватно реагировать на любые события и слова, социализация от этого страдает.
Вернувшись из Подмосковья, я набрала заказов, распланировала мероприятия. Думала, заработаю денег, и тогда уже пойду лечиться. Но недавно я осознала, что откладывать это нельзя. Я ехала в Москву к маме и на вокзале потеряла все вещи. Конечно же, перед этим я всю ночь пила и говорила себе, что у меня на это есть какие-то веские причины. Потом на вокзале я снова выпила, а дальше я уже ничего не понимала. Мне трудно сказать, что происходило: я шаталась по вокзалу с вещами, а потом вдруг оказалась без вещей. Я была в таком состоянии, когда ты вообще не можешь себя контролировать, творишь странные вещи, как будто вместо твоей личности — какая-то другая.
Я поняла, что это совсем край. Я потеряла всю аппаратуру, все, что мне нужно для работы. Раньше такого никогда не было. Это стало поворотной точкой. Я заняла денег и пошла по врачам. Поговорила с несколькими психотерапевтами. Раньше мне казалось, что мои проблемы связаны только с алкоголем и можно просто «подшиться», как многие делают. Но после пары сессий я поняла, что проблемы — намного глубже, и мне понадобится психотерапия. Мне снова выписали антидепрессанты, а в середине сентября я ложусь в клинику на лечение.
Уже больше недели я не пью, и меня не тянет. Возможно, потому что помимо антидепрессантов мне назначили препараты для лечения алкоголизма. Сколько еще так продлится — не знаю. Но за последний год это для меня самый долгий промежуток без алкоголя — в последнее время меня хватало максимум на сутки.
В стационаре я проведу не меньше месяца, а может, и больше. Химия моего мозга за годы полностью перестроилась. Мой организм берет энергию из алкоголя, на него завязана вся радость. Мне придется долго и сложно восстанавливаться. Но это меня не пугает. Я волнуюсь только из-за того, что в стационаре все время буду в одном и том же месте, оттуда нельзя будет выйти погулять, подумать о своем, а для меня это очень важно. Наверное, возьму с собой побольше книг.
Никаких сильных чувств я по поводу всего происходящего не испытываю, настроение у меня ровное, и я этому рада. Потрясений мне сейчас не хочется. Главное — я поняла, что по-прежнему могу заниматься творчеством, и моя работоспособность только повысилась. Творчество — как дверь, которая открылась один раз и больше уже не закроется, и алкоголь тут ни при чем.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!