«Я могу разговаривать с медведями»

История Татьяны Миненко, возглавляющей «медвежий патруль» в чукотском поселке Рыркайпий

Татьяне Миненко 52 года, она живет на Чукотке и возглавляет местный «Медвежий патруль». Она следит, чтобы медведи не подходили слишком близко к людям, помогает медвежатам, которые остались без родителей, и охраняет животных от браконьеров. Татьяна Миненко рассказала «Холоду», как устроена работа патруля и каково это — жить по соседству с белыми медведями.

Я живу в поселке Рыркайпий. Отсюда же происходит мой род. У меня смешанная кровь. Прабабушка по линии отца была коренной жительницей Чукотки, она жила на мысу Кожевникова — мореплаватели еще называют его Северным мысом. Ее первый муж тоже был из местных — береговой чукча. Он занимался охотой и промыслом, часто уходил далеко от дома.

Мой прадед Иван Миненко попал в поселок волей судьбы. Он побывал во многих странах: был забойщиком в угледобывающих компаниях, прокладывал Трансатлантическую магистраль, нанимался работать на корабли. Часть заработанных денег отправлял семье в Луганскую область. Однажды он нанялся на корабль, который шел через Северные пути, и корабль сковало льдом в районе Чукотки. Иван пошел за помощью и заблудился. Первый муж прабабушки пошел на охоту, нашел в тундре замерзающего Ивана и привез в яранги. Бабушка выхаживала его: прадед собирался вернуться на корабль, когда придет в себя. Но, когда он выздоровел, оказалось, что корабль уже ушел. Тогда он решил остаться в поселке до следующего года — дождаться другого судна. Прадед поселился вместе с семьей, которая его спасла. Он сам соорудил себе пристройку к яранге из бревен и китового плавника, которые нашел на берегу. Выучил чукотский язык, перенял образ жизни, стал работать наравне со всеми. Он так и не уехал на родину — местный образ жизни стал для него привычным, и он остался.

Через пару лет бабушкин первый муж погиб на охоте, столкнувшись с медведем. Считается, что, если белый медведь набросился на человека, его нужно найти и убить. Однажды попробовав человеческое мясо, медведь может пристраститься и начать охотиться на людей. Иван принес бабушке тело ее погибшего мужа и медведя, который его задавил. После этого он навсегда остался с бабушкой и ее детьми — они полюбили друг друга и поженились. У них появились совместные дети, моя бабушка была одной из них.  

«Я могу разговаривать с медведями»
Татьяна Миненко. Фото: Андрей Шапран

Позже моих предков заставили спуститься с мыса на косу — советская власть тогда объединяла населенные пункты, чтобы ими было проще управлять. Жители Рыркайпия не хотели переселяться — это был непокорный народ, люди хотели следовать своим обычаям и не желали подчиняться какой-либо власти. Мой прадед, хоть и не был местным, стал одним из зачинщиков неповиновения. Но ему пригрозили, что его арестуют или депортируют, и тогда ему пришлось пойти на сотрудничество с властями — он не мог бросить жену и детей. На косе поселок разросся, и теперь он растягивается вдоль Западной и Восточной бухты возле мыса Северного. Сейчас здесь все говорят на русском языке — на чукотском общаются единицы. Но мы по-прежнему едим традиционную чукотскую пищу из моржа, китятины, нерпы и оленины. Я знаю чукотский язык и пою на нем песни. В основном в чукотских песнях все про природу, животных и семью.

Когда мне было два года, мой отец погиб на охоте. После этого у мамы произошел надлом, и я попала в детский дом. Так я оказалась в Магаданской области. Там было ужасно: мы спали на железных кроватях с сетчатым дном и на ватных матрасах. В комнате на 25 девочек почти не было мебели: только прикроватные тумбочки на двоих и два шкафа. Я каждую ночь плакала и хотела вернуться к маме — я знала, что нужна ей. Когда я выпустилась из детского дома, у меня была возможность уехать в Ленинградское художественное училище. Но я решила вернуться домой. Стала жить в тундре и работать в оленеводческой бригаде вместе с мамой. Там я познакомилась со своим первым мужем, у нас родилось четверо детей. Мы вместе кочевали, жили в ярангах.

В начале 2000-х я вернулась в поселок и стала жить в обычной квартире. Мой муж погиб — с ним произошел несчастный случай на охоте. Одной с детьми в тундре жить тяжело и опасно. С тех пор я где только не работала: и санитаркой в родильном отделении, и помощницей воспитателя в детском саду, и сторожем в клубе. Но больше всего мне всегда нравилось наблюдать за природой и животными.

Когда я была маленькой, у мамы дома висела картина: мужчина сидит в ездовой нарте, а в упряжке — четыре белых медведя. В детстве мне представлялось, что это бог медведей. Я очень любила эту картину, могла долго на нее смотреть. Когда у меня родился первый ребенок — дочка, — мы вместе с ней сфотографировались на фоне этой картины. Потом мама переезжала, «бог медведей» куда-то потерялся. Но та фотография осталась. Сейчас мне кажется, что это изображение было пророческим. 

В 2006 году на мыс Кожевникова впервые за много лет пришли моржи — они образовали лежбище, их были тысячи. Среди местных жителей и приезжих появились люди, которые хотели заполучить клыки, чтобы их продать. По ночам они подкрадывались к моржам, глушили их топорами и бревнами и вырывали клыки. Животные оставались в беспомощном состоянии. Так не могло продолжаться: мы вместе с несколькими добровольцами стали охранять моржей. Меня очень волновала эта проблема, я пропадала на мысу целыми днями.

В 2007 году в поселок приезжали представители WWF, которые организовывали работу «медвежьих патрулей» на Чукотке — групп, которые следят за белыми медведями, проводят мониторинг, отгоняют животных от поселков и следят, чтобы люди не нападали на медведей, а медведи — на людей. Сотрудники WWF увидели, как я забочусь о моржах, и предложили мне присматривать за мишками. Я согласилась.

Первое время я работала одна. Ходила пешком, а если нужно было куда-то поехать, просила помощи у знакомых, у которых есть «Бураны». WWF выплачивали мне денежную премию, и я делила ее со всеми, кто мне помогал. Мы занимались мониторингом, например, проводили операцию «Берлога»: нужно было проехать 50 км от поселка в одну сторону и в другую, объездить сопки, овраги, попытаться найти медвежьи берлоги и сосчитать их. Попытаться понять, сколько в округе медведиц с медвежатами.

Одна из моих главных задач — отгонять медведей от поселка. Сами мишки — не агрессивные, но очень любопытные. Обычно они не хотят навредить человеку. Но если увидят, могут подойти поближе, чтобы лучше рассмотреть, что это такое. В поселок они тоже могут заходить из-за любопытства, а иногда приходят на запах еды. Но медведь может и разозлиться — например, если кто-то зашел на его территорию. Медведица может навредить человеку, если она думает, что он угрожает ее медвежатам.

В последнее время мишки все чаще приходят в поселок. Природа меняется: море все позже закрывается (покрывается льдом. — Прим. «Холода») и раньше открывается. Медведям комфортнее находиться во льдах — там они ловят нерпу, перемещаются по льдинам. Раньше лед все лето гулял туда-сюда по морю, а в октябре наступали морозы, море застывало. Сейчас становится все теплее. В этом году море не замерзло полностью даже к декабрю. Наст уже есть, но он все время сдвигается. Некоторые медведи оказываются на льдинах, которые уносит далеко в открытое море — туда, где не поймать рыбу. Тогда они пускаются в плаванье и гребут до самого берега.

Чем труднее искать пропитание во льдах, тем чаще медведи подбираются близко к поселку. Это может приводить к несчастным случаям. Раньше рядом с нами был поселок Мыс Шмидта. Сейчас он опустел, но еще несколько лет назад там жили наемные рабочие, которые строили неподалеку военные объекты. Однажды туда забрела медведица с двумя медвежатами — скорее всего, она долго плыла и была очень уставшая. Отдохнув, она стала ходить по берегу, искать пропитание. Один из медвежат пропал, и она стала его искать. В итоге совсем выбилась из сил и легла отдыхать возле одного из домов. Рабочие увидели и удивились: они приехали издалека, для них такие животные были в диковинку. Они начали подходить к ней, дразнить. Бросали в нее живых собак, чтобы посмотреть, как она на них кидается. Услышав о том, что происходит, мы пришли в поселок и прогнали медведицу с медвежонком, чтобы больше им никто не навредил. Второй медвежонок так и не нашелся. Но так происходит часто — медведицы постоянно кочуют, и смертность медвежат высокая. 

Бывает и наоборот — медведица погибает, а медвежата остаются одни. Некоторых нам удалось спасти. Например, несколько лет назад в поселок пришел медвежонок и стал ходить — он устраивался поспать то под одним крыльцом, то под другим. Скорее всего, его маму пристрелили браконьеры. Мы поймали его, поселили в одном из пустых домов, десять дней кормили и ухаживали за ним. Потом его забрал Московский зоопарк. Оказалось, что это девочка, и теперь ее зовут Ника, хотя мы называли ее Рырка. 

Год назад неподалеку появился еще один медвежонок — тоже девочка. Она ходила одна и как будто просила о помощи. Мы решили, что поможем ей выжить в дикой природе. Откапывали моржовые туши, которые занесло снегом, распиливали — так, чтобы медвежонку было удобно их есть — и разбрасывали на мысу. Мы кормили ее пять месяцев, а потом она подросла, окрепла и ушла.

Сначала я работала в «Медвежьем патруле» одна, а мои друзья по мере сил мне помогали. У меня был друг Валера — он проводил со мной мониторинги и делал обходы в те дни, когда не был занят на работе в тундре. В 2011 году мы поженились, а еще Валера официально присоединился к патрулю. Позже с нами стал работать еще один наш односельчанин — Максим. Он занимался фотографией, часто выходил за пределы поселка, подходил совсем близко к животным. Было ясно, что «Медвежий патруль» — работа, которая ему подходит.

Самое сложное время для «Медвежьего патруля» — с июля до нового года. В это время происходит массовая миграция медведей — они переселяются с материка на лед. Еще до того, как люди пойдут на работу, а мамы поведут детей в детский сад, нам нужно обойти окрестности и проверить, чтобы в поселке не было животных. Первый обход мы завершаем к половине седьмого утра. Следующий обход — через несколько часов, когда дети пойдут из школы. Получается, что мы втроем по очереди круглосуточно следим за порядком. У всех жителей поселка есть наши номера телефонов — если кто-то увидел медведя, нам тут же звонят, и мы мчимся на место. 

В основном медведи — робкие животные. Их можно легко спугнуть громкими звуками, шумом техники, выстрелами. Мне кажется, я интуитивно понимаю их повадки — знаю, что они сделают в следующую секунду. Некоторые считают, что это телепатия. Но мне кажется, я просто чувствую природу.

Помню, как я впервые увидела белого медведя вблизи. Я тогда работала в тундре и приехала в поселок рожать сына. И вот, уже после родов иду я с коляской в гости к маме. Прохожу по центру поселка и слышу выстрелы. Смотрю — впереди мельтешат какие-то люди. И вдруг понимаю, что прямо на меня двигается большое белое пятно. Это был медведь. Он не хотел причинить мне вреда, просто убегал от выстрелов, а я оказалась у него на пути. Я остолбенела — стояла и смотрела, как он несется. Когда он был уже почти в шаге от меня, меня кто-то подхватил за талию и оттащил в сторону, в какой-то подъезд. Коляску из рук я по-прежнему не выпускала. Мужчина, который меня спас, начал ругаться: «Ты что, дуреха, стоишь? Не видишь, медведь? Тебе хоть было страшно?». Я отвечаю: «Ни капельки». А он снова ругается: «Ненормальная, да еще и с коляской».

Сейчас я часто оказываюсь очень близко к медведям. Кажется, я знаю каждую ложбинку, каждый кармашек, где может уснуть медведь. Но иногда они залезают в неожиданные места. Бывает, идешь по мысу и присматриваешься. Чувствуешь, что медведь где-то рядом, но никак не можешь его увидеть. И вдруг смотришь — в нескольких метрах от тебя огромная медвежья голова. В таком случае нужно бесшумно в несколько прыжков отскочить в сторону и обойти спящего медведя.

Я заметила, что на мужчин и на женщин мишки реагируют по-разному. К мужчинам они могут подойти, попробовать напугать — как будто испытывают на прочность. Но со мной они ведут себя спокойно. Я могу разговаривать с ними и даже петь.

Недавно я шла и почувствовала, что медведь где-то рядом. Присмотрелась и увидела примерно в пяти метрах от себя медведицу с медвежатами. Я стала говорить ей на чукотском языке: «Здравствуй. Извини, если я тебя потревожила. Я не сделаю тебе ничего плохого. Не бойся, иди своей дорогой». Так мы и договорились — она пошла в свою сторону, а я — в свою.

«Я могу разговаривать с медведями»
Редактор
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.