Бывший мэр Москвы Юрий Лужков, возглавлявший город с 1992 по 2010 год, умер 10 декабря на 84-м году жизни. Историю бывшего мэра Москвы вспоминает журналист, экс-заместитель шеф-редактора издательского дома «Коммерсантъ» Глеб Черкасов.
Начало 1993 года. Очередной кризисный съезд народных депутатов, в целом посвященный критике президента Бориса Ельцина и его команды. На трибуне Юрий Лужков, — депутаты пригласили его, чтобы он отчитался о работе московских властей, а заодно о том, почему структуры столичного правительства поддерживают президента. Разговор не клеится, — и один из разгоряченных депутатов заявляет, что мэра-то можно с поста и снять. Лужков поднимает голову и задорно смеется — кто тут, мол, меня снимать-то будет? Он руководит городом меньше года, его избрали вторым номером за Гавриилом Поповым, однако слова «мэр Москвы Юрий Лужков» уже произносятся почти слитно, разорвать их кажется невозможным.
Сентябрь 1997 года. В разгар торжеств в честь 850-летия Москвы на Ленинских горах дает концерт Жан-Мишель Жарр. Перед началом шоу, на которое пришли чуть ли не 3,5 миллиона человек, к публике выходит Лужков. Его встречают восторженным продолжительным ревом. Он приветственно машет рукой и торжествующе смотрит на толпу. «Мэр Москвы Юрий Лужков» уже не просто звучит слитно, а будто высечено в граните, — однако похоже на то, что скоро у главы столицы будет новый, куда как более высокий титул.
Лужков считается архитектором «особого пути развития Москвы», которое началось с формирования необычной на тот момент структуры управления городом и продолжилось своей собственной программой приватизации. Однако действительным автором этих нововведений был не Лужков, а Гавриил Попов, первый мэр Москвы, сумевший пролоббировать в 1991 году особый статус города. Юрий Лужков только закрепил его, закончив дело строительства супервертикали исполнительной власти в 1993 году роспуском Моссовета. И дело тут не в особых пробивных талантах первого и второго мэров Москвы, а в том, что Борис Ельцин и его команда были заинтересованы в постоянной поддержке со стороны столичных властей. Кто знает, как повернулось бы дело, если бы осенью 1993 года мэрия Москвы не поддержала Бориса Ельцина в его схватке с Верховным советом, а заняла нейтральную позицию.
Юрий Лужков считался сильным аппаратным бойцом, политиком на особом положении, способным навязать свою волю не только на региональном, но и на федеральном уровне. Однако на деле почти любая его попытка расширить свое политическое влияние за пределы города заканчивалась спешным отступлением на изначальные позиции.
В 1994 году Лужков сцепился сначала с первым зампредом правительства Анатолием Чубайсом, а потом и с главой службы безопасности президента Александром Коржаковым. По итогам сражения Лужков, которого обвинили в подготовке заговора против Ельцина, чуть не потерял работу, а по столичным кулуарам пошел слух, что уже почти готов указ о назначении мэром Москвы Олега Сосковца, работавшего тогда первым вице-премьером. В итоге за Юрия Лужкова заступился президент, — возможно, памятуя о предстоящих электоральных испытаниях. Мэра оставили в покое; думские и президентские выборы прошли так, как и было нужно.
Сентябрь 1999 года. Юрий Лужков, волнуясь и слегка запинаясь, отвечает в эфире крайне лояльной ему телепрограммы «Лицом к городу» на обвинения в коррупции и кумовстве, предъявленные ему телеведущим ОРТ Сергеем Доренко. Человек номер №2 в предвыборном списке фаворита думской кампании — блока «Отечество — Вся Россия» — выглядит неубедительно и явно не готов ни к публичному спору, ни к полноценному информационному давлению. И, похоже, его уже интересует не столько Дума и федеральная власть, сколько иные выборы, которые должны состояться в тот же день: на них будет подтверждено, что «мэр Москвы — Юрий Лужков».
В 1997-1999 годах Юрий Лужков активно показывал свое недовольство ходом дел на федеральном уровне и пытался сформировать коалицию, которая в лучшем случае сделала бы его президентом, а в худшем — премьером. Однако реальной избирательной кампании, сопровождавшейся потоком компромата, не выдержал — и сумел только сохранить привычную для себя работу. Но и выборы на городском уровне оказались для него не такой уж легкой прогулкой. Чтобы уцелеть, Лужков на несколько лет отказался от самостоятельной политической игры, — а начал с того, что вместе с остальными региональными лидерами сдал Совет Федерации.
Лужков, всегда выигрывавший выборы в городе с разгромным счетом, привык считать себя кумиром москвичей. Действительно, он был оправданно популярен во времена выживания, когда сам факт работающего городского транспорта или стабильно выплачиваемой зарплаты был сродни чуду и выглядел как проявление невероятного управленческого дара. Вещевые и продовольственные рынки, палатки на улицах считаются теперь символом «лужковщины». В 1990-е они воспринимались несколько иначе: людям, выросшим в эпоху тотального дефицита, трудно объяснить, чем плохи места, где дешево можно купить еду и одежду.
Масштаб перемен, случившихся за краткий исторический период, иногда лучше всего иллюстрируют исчезновение слов или — перемена их значения. В 1992, когда Лужков стал мэром Москвы, люди, затевавшие свое дело, назывались кооператорами (термин появился чуть раньше и к 1992 году нес уже скорее негативное значение). В 2010 году слово «кооператоры» уже было прочно забыто. В 1992 году аббревиатура «СКВ» была магическим приглашением в мир достатка и даже шика. Добываешь «свободно конвертируемую валюту», — жизнь удалась. В 2010 году валютный заработок превратился в приятный бонус, но о былой магии СКВ речи не шло. В 1992 году пластиковые банковские карточки, мобильная связь были чем-то небывалым из фантастических романов с пестрыми обложками, которые продавались на каждом углу. В 2010 карточки и телефоны имелись в каждом кармане, — а вот романы с пестрыми обложками отступили на вокзалы.
Город развивался, в том числе и благодаря Лужкову, но сам мэр оставался таким же, каким был в первой половине 1990-х. Он по-прежнему был мил социальным группам, которые нуждаются в постоянной поддержке со стороны государства, — но к середине нулевых их настоящим кумиром стал Путин. А более активные москвичи разницы между федеральной властью и мэрией уже не видели.
Чтобы оценить смену жизненных стандартов, понять, что люди захотели чего-то другого, нужна работающая система обратной связи. Однако в нулевые она была разрушена: в 2004 году были отменены прямые выборы губернаторов, региональные парламенты же подчинила себе «Единая Россия», в которую влился блок Лужкова «Отечество». Представительная власть в Москве была укомплектована людьми из «списка мэра». Последние при Лужкове выборы в Мосгордуму в 2009 году прошли с грандиозным скандалом — впервые за всю историю московских выборов.
Сам он в последний раз избирался в 2003 году — и, возможно, все последовавшие годы считал актуальной цифру, с которой тогда победил, — почти 75% голосов. Лужков выигрывал все суды в городе, столичные СМИ были привычно ласковы, а федеральная критика списывалась на врагов. Система городской власти костенела вслед за градоначальником. Чиновники, сидевшие на своих местах с начала 1990-х годов, отставали от жизни вслед за своим лидером.
Подсуетилась и федеральная власть, выдернув в середине нулевых из команды Лужкова самых перспективных администраторов и отправив их управлять другими регионами. Впрочем, и те, кто остался, в 2007 году, когда Юрий Лужков был в первый и последний раз назначен мэром Москвы, стали готовиться к жизни без него. Возможно, он рассчитывал на большую преданность своей команды. Но из здания мэрии в сентябре 2010 года, когда президент Дмитрий Медведев объявил ему о своем недоверии, Лужков выходил только с охраной и своим другом Иосифом Кобзоном; больше вокруг никого не было. Игра, длившаяся почти 20 лет, закончилась.
Промолчали и москвичи. Решив сыграть на противоречиях между президентом Дмитрием Медведевым и премьер-министром Владимиром Путиным, Лужков, очевидно, по привычке рассчитывал на то, что вступает в эту игру, имея в руках козырь — поддержку жителей. Но в 2010 году город уже был совсем не таким, как за 18 лет до того. Другим было и государство. Но Юрий Лужков понял это, кажется, только после отставки.
