В начале мая 19-летняя Анжела Гиматова вышла в центр челябинского парка с плакатом «Покажи отношение своего народа к феминизму». Перед собой на столе она разложила предметы — молоко, яйца, помидоры, клей ПВА, ножницы, акварельные краски, гуашь, кисточки, торт, реквизиты карты для донатов — и подписи к ним: «Поставь на место феминистку» и «Поддержи феминистку». В итоге прохожие вылили на нее клей и кисель, разбили об голову яйцо и порвали плакат. Гиматова рассказала «Холоду», что вдохновило ее на акцию, какой реакции людей она ждала и что чувствует после перформанса.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
«Возможно, как и мама, в 45 лет я приду к Богу»
С 2019 года, когда я оканчивала десятый класс, я начала интересоваться феминизмом. У меня нет истории про личное угнетение, скорее всего, дело в моем обостренном чувстве справедливости. Но, как и все женщины, я сталкивалась с сексизмом: например, не чувствовала себя в безопасности, когда шла одна по улице, или слышала от учителей и одноклассников по физмат-классу в лицее: «Зачем ты сюда пошла? Это не для тебя».
Я наполовину башкирка, наполовину татарка. Вся моя семья — мусульмане, и со стороны матери, и со стороны отца. Поэтому и я росла в этих традициях и даже знала молитвы. Не знаю, почему я стала исключением.
Мама до 30 лет подвергала сомнению, что Аллах есть, спорила об этом с бабушкой. Но с возрастом — сейчас ей 45 лет — она пришла к осознанию, что тоже мусульманка. К феминизму она относится с пониманием: она тоже человек, который остро реагирует на несправедливость, но иногда она говорит, что я захожу слишком далеко, как на акции в парке. Возможно, как и мама, в 45 лет я приду к Богу, но сейчас, в какой бы религиозной семье я ни воспитывалась, я атеистка, и пока мне так комфортно. С большинством родственников я не говорила про феминизм, потому что я знаю, что они это не поддержат: будут конфликты, ссоры. Отец умер до того, как я этим заинтересовалась.
В 2021 году мне передали права на группу во «ВКонтакте» «Феминизм. Челябинск». Я немного изменила название — добавила в начало лозунг «Женщина может». В группе (сейчас в ней 920 подписчиков. — Прим. «Холода») я публикую авторские статьи от наших участниц. Мы пишем и про наши женские сходки: походы в кино, в кафе, чтения.
В группе почти все нас поддерживают. Может быть, один или два негативных комментария на 200, но наши женщины сразу это замечают и ставят человека на место. Однако на других ресурсах, которые пишут о нас, конечно, очень много негатива.
До акции с предметами я устраивала пикет с плакатом «Мы будем меньше активистками, если вы будете меньше дерьмом». Плакат, кстати, мы рисовали вместе с мамой. Я увидела фотографию, на которой девочка держит такой плакат на английском языке. Как выяснилось, это фотография с австралийской демонстрации. Мне понравился образ и формулировка, поэтому я решила это повторить. Я простояла с ним полчаса, а потом меня забрали в полицию.
«Ты же сама просила. Напросилась!»
На акцию в парке меня вдохновил перформанс Марины Абрамович (в 1974 году сербская художница на протяжении шести часов стояла в выставочном центре, а рядом с ней лежали предметы — от молотка с пистолетом до акварельных красок, людям разрешалось делать с ней все, что им захочется. — Прим. «Холода»).
Я вспомнила, какой у нее был посыл: показать, каким диким становится человек, если дать ему волю делать все что угодно. Я решила использовать эту идею, немного ее изменив: если дать человеку свободу, что он сделает со мной, феминисткой?
[После акции] многие отзывались обо мне как о смелой и сильной женщине. Мне кажется, что смелый человек — тот, кто боится, но все равно идет, а у меня не было страха. Когда я ходила по магазинам [и покупала предметы для акции], у меня ни разу не возникло мысли, что все закончится плохо.
Я думала, что мой выход законный. До акции я узнала, что в Челябинске есть гайд-парки — территории, где можно устраивать одиночные пикеты со сборными конструкциями. Поэтому я выбрала парк имени Тищенко, но, как оказалось, пикет можно проводить не во всем парке, а в отдельных его местах. Я эту деталь не продумала и встала в центре парка около фонтана — в самом людном месте.
На помощь я позвала двух участниц нашей группы — они помогали мне все разложить и приклеить надписи, а когда я начала акцию, встали неподалеку, чтобы меня снимать. Первые 10 минут люди стеснялись и проходили мимо. Потом начали подходить, смотреть, какие предметы лежат, задавать вопросы — я на них не отвечала.
Акция длилась полтора часа — до приезда полиции. Она далась мне тяжело. В какой-то момент я нарушила свое обещание молчать, стала отвечать на оскорбления. Мне кричали: «Тебе просто нужно найти нормального мужика», «Тебе у плиты нужно стоять, суп готовить». Естественно, говорили и о внешнем виде: «Иди себя как-то поправь: похудей, убери татуировки, пирсинг».
В какой-то момент появились агрессивные женщины из администрации парка: они начали кричать на меня, оскорблять, обвинять в том, что я их провоцирую, хотя всю шумиху поднимали они. Подошли сотрудники ЧОПа, которые разговаривали со мной на «ты», использовали мат. Одна из этих женщин отобрала у меня плакат и порвала его, а я его склеила и стояла дальше. Потом она вылила на меня кисель со словами: «Ты же сама просила. Напросилась!». Хотя я не просила — я всего лишь предлагала выбор. Другая женщина разговаривала со мной спокойно: «Девушка, я без негатива какого-то, я сама феминистка и понимаю смысл этого движения, но, по моему мнению, сейчас вы просто [его] дискредитируете». Я ей ответила: «Спасибо за ваше мнение, до свидания».
Ко мне подходили маленькие мальчики — видимо, им нужно было просто покичиться. Один из них разбил яйцо об мою голову. Подходила девушка, на вид лет 13–14, и нанесла клей мне на волосы. Потом я очень долго его смывала. Слава богу, нашлись и пять человек, который поставили плюсики в поддержку феминизма. Были девушки, которые просто подходили и обнимали меня.
В конце акции я заплакала. Мне было больно из-за того, что я уже долго держала плакат и при этом стояла вся в грязи. Скорее всего, повлияло и то, что я уже долго стояла перед публикой, которая меня ненавидит. Но потом я успокоилась, потому что не хотела влиять слезами на людей.
После акции я почувствовала, что получила все, что хотела, и увидела отношение людей. В то же время мне было обидно. Конечно, я ожидала, что меня закидают, но я этого не хотела. Я хотела узнать, сколько жителей Челябинска поддерживают феминизм.
«Я выбираю путь действовать здесь и сейчас»
Когда приехала полиция, меня увезли в отдел: сняли отпечатки пальцев, сфотографировали, написали объяснение с моих слов, а потом отпустили. Наверное, составили протокол, но я не особенно разбиралась в этом. Я переживаю только за своих девочек, потому что я как руководитель несу за них ответственность. За себя я не переживаю: я нигде не учусь, работаю бариста, отчислить меня не могут. Я думаю, что судить меня не за что, феминизм — это не преступление.
Я читаю о том, что происходит в России, но, возможно, у меня немного притуплен инстинкт самосохранения. Я выбираю путь действовать здесь и сейчас, потому что именно в этот момент во мне разгорается злость и обида. Я не могу это игнорировать, поэтому буду выходить [с акциями] и дальше. Понимаю, что есть риск, что меня посадят, но я не боюсь.
