В Василеостровском районном суде Петербурга продолжается процесс над художницей и музыканткой Сашей Скочиленко. Ее обвиняют в распространении «фейков» про армию: Скочиленко заменила ценники в магазине «Перекресток» на листовки про войну в Украине. Обвиняемая свою вину отрицает: признает факт замены ценников, но не считает информацию на них ложной. Один из трех защитников Скочиленко — легенда российской адвокатуры Юрий Новолодский: президент Балтийской коллегии адвокатов, член правительства первого мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака, адвокат многих «авторитетных» бизнесменов. Как он оказался в деле Скочиленко? За что против него возбудили два дисциплинарных дела, грозящих лишением адвокатского статуса? «Холод» поговорил об этом с Новолодским.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Вы считаете, что обвинение и прокурор сознательно затягивают следствие?
— А вы-то сами как считаете, уважаемая пресса? Заседания назначались раз в месяц, на 15:00 или 16:00, они начинались с опозданием на полтора часа, а через 10 минут прокурор говорил: «Я прошу отложить дело». Конечно, я считаю, что обвинение затягивает процесс, потому что все боятся первыми вынести решение по явно несправедливому делу.
Они ждут, ведь есть еще несколько похожих дел. Если там дадут 15 лет — мы, может быть, дадим 14. А если там дадут два года, может, и мы сможем вздохнуть с облегчением. Потому что состава преступления в действиях Саши Скочиленко нет. Преследовать в уголовном порядке можно, только когда «распространяемые сведения» были для виновного лица «заведомо не соответствующими действительности».
А здесь прокурор закончила представлять доказательства и не представила вообще никаких доказательств, касающихся субъективной стороны преступления (психическая деятельность подозреваемого, непосредственно связанная с совершением преступления. Обычно говорит о наличии или отсутствия умысла. — Прим. «Холода»). Это же все на такой поверхности, что здесь не нужно быть адвокатом моего уровня. Здесь просто нужно быть честным человеком.
Я читал, что на одном из последних заседаний прокурор потратила почти все время, зачитывая должностные инструкции кассира и устав магазина «Перекресток», в котором Саша Скочиленко заменила один из ценников.
— Да, было такое: должностная инструкция старшего кассира и старшего пекаря. Посмотрите, уважаемые, до какого уровня дошло наше обвинение, если оно полагает, что должностная инструкция старшего пекаря является доказательством преступления. Это происходит оттого, что доказательств нет вообще и доказательствами пытаются представить всякие глупости.
Это происходит из-за того, что система в большом непорядке, мягко сказать. Цель есть, а средств для ее достижения у обвинения нет. Более часа прокурор оглашала телефонную переписку между Скочиленко и ее друзьями из Украины. Подруга Саши рассказывает, что происходит полнейший ужас, она говорит, что была очевидцем. Скочиленко в ответ говорит: «Неужели это правда? Я всю ночь плакала сегодня». Но ведь эти переживания показывают, что она верила в то, что это именно так! Только слепой может этого не увидеть, и только глухой — не услышать.
И что делать адвокату, если суд прикидывается слепым и глухим?
— А вот приходите, пожалуйста, на прения, и вы увидите, что надо делать. Средства массовой информации — приходите и рассказывайте, что там происходит, для этого вы и существуете. Слава богу, вас еще пока не гонят из зала. Есть способы показать всему честному миру, что происходит и как защищают Скочиленко.
Но ведь любые аргументы защиты могут оказаться бесполезны, если судья несамостоятелен.
— Слушайте, ну только ленивый уже не говорит, что у нас несамостоятельные судьи. И что теперь? Я должен делать свое дело. Я должен так ее защитить, чтобы через год, через два, через три кто-нибудь взял это дело в руки, посмотрел и тут же сказал: «Так ведь Скочиленко не виновата!» Это полезное дело, даже когда, как вы говорите, суды несамостоятельны. Это ваша оценка, вы так считаете, а я не должен мыслить этими категориями. Я должен выполнять свой профессиональный долг, и я его выполню на должном профессиональном уровне.
Когда я узнал, что вы начали защищать Сашу Скочиленко, я удивился.
— Почему же?
Вы один из самых высокооплачиваемых адвокатов страны, защищали очень-очень богатых клиентов. А Саша — молодая петербургская художница. Как вы оказались в этом деле?
— Моя ученица (Яна Неповиннова, она тоже защищает Скочиленко. — Прим. «Холода»), которая со студенческой скамьи слушала мои лекции, а затем стала неплохим адвокатом, попросила меня вступить в это дело.
Вы же понимаете, что защита Саши Скочиленко — большой риск, потому что дело — политическое.
— Да, сейчас адвокату приходится держать в уме все риски. Но когда встает выбор: прийти на помощь невиновному или сидеть у себя в кабинете и считать риски, — настоящий адвокат всегда выбирает первый путь.
При этом сейчас против вас возбудили два дисциплинарных дела. Вы не связываете их с участием в защите Скочиленко?
— Нет, не связываю. Я расцениваю их как организованное преследование меня за мою критику. Объектами этой критики являются два человека. Первый — Евгений Семеняко, который уже больше 30 лет руководит петербургской адвокатурой (Семеняко — президент Адвокатской палаты Санкт-Петербурга и одновременно вице-президент Федеральной палаты адвокатов России. — Прим. «Холода») и игнорирует любые демократические принципы смены власти. Он узурпировал власть и единолично реализует все полномочия Совета Федеральной палаты адвокатов. Я об этом говорю, и именно за это меня и преследуют.
А Институтом адвокатуры (учебный центр Федеральной палаты адвокатов. — Прим. «Холода») уже 11 лет руководит сын Евгения Васильевича — Максим Семеняко. Он второй объект моей критики. В уставе института записано, что каждый год должна проводиться аудиторская проверка, но никаких таких проверок не проводится. Почему? Потому что есть страх, что могут вскрыться серьезные финансовые нарушения со стороны директора института и его отца.
То есть это незаконная семейная династия, которая стремится к наследованию постов, а наша адвокатура настолько запугана, что не желает видеть этого. Я-то уйду. Если меня не лишат статуса, уйду в палату Ленинградской области, мне просто обидно за нынешнее состояние нашей Адвокатской палаты.
Вы же, насколько я знаю, с детства хотели быть только адвокатом, хотя принято считать, что предел мечтаний любого выпускника юрфака — стать судьей.
— Так я даже отказался быть судьей. Мне предлагали, говорили, что уже квартиру подыскали с видом на центральную площадь Гатчины. Но я отказался, потому что адвокатура — это моя мечта с семилетнего возраста, когда я узнал, что мой дед был признан «врагом народа» и незаконно расстрелян. В 1958 году пришла [справка о] реабилитации — оказалось, что он ни в чем не был виноват. Я спросил у отца: «А как же так, должен же был быть адвокат?» А отец сказал, что по таким делам адвокатов не было.
Вот тогда я и решил стать адвокатом и сделать так, чтобы по всем делам были защитники.
