«Грустно, что это происходит на факультете»

Студентка журфака МГУ Валерия Михайловская — о проблемах с публикацией учебной статьи про «иноагентов»

6 октября студентка четвертого курса журфака МГУ Олеся Павленко опубликовала твит, в котором говорилось, что второкурсники «хотели сделать текст про физлиц-“иноагентов” в журфаковскую газету и как-то морально поддержать их, а в итоге деканат попросил написать про положительные стороны закона об иноагентах». Многие выпускники и студенты факультета сочли это цензурой, но в итоге материал опубликовали в учебном СМИ. Соавтор текста Валерия Михайловская рассказала «Холоду» о том, считают ли студенты это цензурой, о консервативности администрации факультета и о сомнениях, предавать ли инцидент огласке.

На втором курсе бакалавриата, где мы сейчас учимся, нам дают попробовать себя в разных направлениях журналистики, потому что на третьем курсе нам нужно будет выбирать профильное. Сейчас у нас — печатная журналистика, поэтому мы выпускаем газету «Журналист». Перед Новым годом будем делать мультимедийные проекты, затем весной будут телевизионные и радио.

Для публикации в газете я выбрала тему про выпускников журфака, которых признали «иностранными агентами». Мы готовили текст в соавторстве с Машей Черепковой. Мне кажется, это важный материал. Во-первых, «иноагентом» может стать каждый, совершенно неважно, занимаешься ты журналистикой или нет. Мы все знаем, как выглядит закон: иностранное финансирование + участие в создании и распространении контента = «поздравляю, ты “иноагент”!». Во-вторых, мы будущие журналисты, и кто-то со временем может попасть под облаву. В-третьих, наш материал — монологи выпускников журфака: бывшей журналистки «Проекта» Сони Гройсман, соосновательницы «Важных историй» Олеси Шмагун, журналистки «Радио Свободы» Елизаветы Маетной (все перечисленные журналистки и СМИ признаны Минюстом «иностранными агентами»; издание «Проект» объявлено «нежелательной организацией». — Прим. «Холода»), мы — коллеги.

Я родилась в Туле, мне сейчас 21 год. Изначально я хотела учиться в ВШЭ, а МГУ был запасным вариантом — я никогда не хотела учиться тут, но карта легла иначе — я поступила сюда на бюджет. Сейчас я начала активно заниматься журналистикой и от этого кайфую: я писала материал для The Vyshka, стажировалась на «Дожде», сейчас у меня стажировка в «Таких делах». Маша, с которой мы писали этот текст, родилась в Нижнем Новгороде, у нас с ней совпадают взгляды на журналистику в целом. Она стажируется в «Новой газете». Я очень благодарна, что она поддержала мою затею, наверное, я бы сошла с ума, если бы оказалась в этой ситуации одна. 

В чем суть конфликта? Деканат не запрещал публиковать эту статью и не угрожал нам. Но редакционному совету, в который входят сотрудники деканата, показалось, что статья необъективная, они захотели вторую точку зрения. Они предложили нам найти положительный пример — когда закон сработал хорошо, то есть когда власть наказала тех людей, которые это заслужили. Но в российских реалиях я не могу представить себе человека или СМИ, которые мечтают всю жизнь ставить плашку на каждый свой пост в соцсетях и живут со статусом «иноагента» припеваючи. 

Редсовет предложил нам и другие варианты: первый — включить в материал пример США, где есть закон об «иноагентах». Но там он работает совершенно иначе, и, соответственно, это нерелевантно, у них в реестре особо даже и журналистов нет (в Кодексе США сказано, что термин «иностранный агент» не может распространяться на американские СМИ или публикующиеся в стране иностранные медиа, которыми хотя бы на 80% владеют американские граждане и которые не подконтрольны другому государству или иностранной компании; в нынешнем виде закон направлен на лоббистов, действующих в интересах иностранных государств. — Прим. «Холода»), там представители партий и прочие политики с иностранным финансированием. Другой вариант был — добавить историческую справку, почему этот закон приняли — т. е. описать конфликт RT и США. Для нас это оправдание «иноагентства», потому что в России и США разная практика применения этого закона и сравнивать их некорректно. И последний вариант — поменять заголовок на более спокойный. 

Сначала у нас был заголовок «ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО СТУДЕНТАМИ ЖУРФАКА МГУ». У нашего материала был фокус на том, что люди, которые учились с нами на одном факультете, попали в такую ситуацию. И текст начинался с того, что наши героини вспоминали о журфаке: как они стояли у памятника Ломоносову и курили, как пытались сдать экзамен по русской литературе, что для них вообще значит журфак. В итоге заголовок стал такой: «Привет, иноагент! Как живут выпускники МГУ в новом статусе». Нас попросили добавить бэк, который мы сделали нейтральным. Там написано о том, что закон о СМИ-«иноагентах» приняли в 2017 году, и, по словам авторов законопроекта, он направлен на защиту интересов РФ, — то есть стандартная формулировка. 

«Грустно, что это происходит на факультете»
Скриншот: личный архив Валерии

В день выпуска газеты мы с утра сидели на факультете, верстали материалы, наш материал прошел через преподавателя и через ответственного за выпуск студенческих газет. Там были незначительные правки — в основном пунктуационные. Но окончательное решение по «Журналисту» принимает не наш преподаватель. Где-то к семи вечера пришли правки из редсовета, в который входят члены деканата, — они были недовольны заголовком и отсутствием второй точки зрения. Можно назвать это цензурой, но это вопрос спорный. Я не знаю, цензура это или нет. 

С одной стороны, мы журналисты и стремимся к объективности, насколько это возможно, с другой стороны, я не очень представляю, как можно найти положительный пример действия этого закона, потому что в России он работает совершенно по-другому, чем в Америке, и я не понимаю, как наш закон о СМИ-«иноагентах» можно пытаться оправдать. Я сомневаюсь, что я бы нашла «иноагента» с журфака МГУ, который был бы рад этому статусу. 

Напрямую ни с кем из нас деканат не разговаривал. Мы очень благодарны нашей преподавательнице, потому что она нас поддерживала, весь огонь от деканата приняла на себя, лавировала между нами и им. 

Когда мы еще только выбирали тему для публикации, эта тема, конечно, нашу преподавательницу немного испугала: ведь мы еще студенты, в ее глазах, наверное, дети. Но к материалу она отнеслась хорошо, и, когда мы показали ей уже итоговую версию, сказала: «Вы молодцы, это хороший материал». То же самое сказал преподаватель, который занимается выпуском «Журналиста».

Сейчас мы видим, что журфак осуждают. Тут многое совпало: и RT (незадолго до скандала с «Журналистом» журфак опубликовал в соцсетях анонс мастерской Russia Today и после недовольства выпускников и студентов закрыл комментарии под постом. — Прим. «Холода»), и мы со своей статьей. 

Мы не знаем, что с нами будет дальше, но надеемся, что и руководство факультета отреагирует нормально и наших преподавателей это никак не коснется. Тут есть конфликт поколений, потому что у нас администрация факультета очень консервативна. В принципе в газете «Журналист» печатаются статьи из разряда «фестивали, выставки, студенческая жизнь», а тут мы с такой острой темой, да еще и на первой полосе. Но я понимала, к чему это может привести. Конечно, грустно, что это происходит на факультете, но, с другой стороны, это опыт, потому что с таким же я могу столкнуться, когда я буду работать в профессиональных редакциях. С одногруппниками у нас было недопонимание, но мы поговорили и расставили точки над i. Сейчас у меня нет к ним претензий, они теперь нас поддерживают, говорят: девочки, не переживайте, вы молодцы, что протащили это все. Наша группа сейчас даже сплотилась.

Может, администрация — это церберы, мол, вот государство, мы сидим напротив Кремля, бережем свои места, или, может, они действительно не согласны с нашей позицией, — как бы то ни было, главное, что нам дали опубликовать материал и у нас сейчас на руках есть экземпляр газеты. 

Как мы относимся к необходимости согласовывать тексты в студенческой газете с редсоветом? С одной стороны, такое вмешательство бывает полезно, потому что мы еще неопытные и иногда нужен взгляд со стороны. С другой стороны, мне лично неприятно, что в наш материал так вмешались. Но я понимаю, что газета «Журналист» аффилирована с МГУ, это не независимое СМИ, это вещь, принадлежащая университету. У нее тираж 30 экземпляров — эта газета дальше группы не идет. Раньше материалы выкладывались на сайте, но последние года три мы уже не видели электронных версий, у нас только есть PDF на руках.  

У нас с Машей были сомнения, предавать ли все это огласке, давать ли комментарии СМИ, потому что мы с такой ситуацией еще не сталкивались. И когда сидишь на паре, а тебе пишут: «У вас хочет взять комментарий “Медуза”, кто хочет дать комментарий “Дождю”?» — напрягаешься, конечно. Но потом мы поняли, что надо дать комментарий, потому что тот твит все-таки искажает действительность. Нам не пытались заткнуть рот. Нам дали возможность опубликовать острый материал на первой полосе, даже учитывая, что сейчас ситуация в стране напряженная. И монологи остались без изменений: там ничего не вырезали и не правили в словах спикеров. Мы не хотели вносить правки, которые предлагал редсовет, и сами думали, что лучше мы не будем публиковать материал совсем, чем публиковать его с такими правками, но с этим обошлось. 

Наша статья не единственная политическая в этом выпуске. Один мальчик писал про выборы — про студентов-наблюдателей. И еще в номере появилась историческая статья про статус «иноагента». Как я поняла, это нашу одногруппницу попросили написать материал о том, как закон об «иноагентах» возник в России — там описывается кейс RT и правительства США. Насколько я знаю, ребята из других групп тоже готовят политические статьи, например, про НКО-«иноагентов».

Сегодня пятница, список «иноагентов» пополнился, и сегодня как раз вышла наша газета. 

Автор
Редактор
Фактчекер
Сюжет
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.