Между санкциями и убежищем 

Создательница проекта «‎Ковчег» Анастасия Буракова — о том, почему помогать россиянам за границей не значит «поддерживать агрессора»

Надо ли помогать россиянам за границей? Если да, то кто должен этим заниматься? Если нет, то что делать тем, кто покинул Россию из-за антивоенной позиции? Споры о том, должны ли эмигрировавшие граждане РФ нести ответственность за военную агрессию своей страны или, наоборот, они нуждаются в защите, как и украинские беженцы, идут уже больше года. После принятия закона об электронных повестках и возможной новой волны эмиграции этих разговоров стало только больше. Юристка Анастасия Буракова основала проект помощи российским эмигрантам «Ковчег» в марте 2022 года. По просьбе «Холода» Буракова объясняет, какая помощь россиянам может примирить и сторонников, и противников такой поддержки. 

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

Между санкциями и убежищем 

Когда началась война, вопроса «Помогать ли россиянам?» для меня не стояло. За несколько месяцев до 24 февраля я сама испытала на себе эмиграцию «в никуда». Сайт правозащитной организации «Правозащита Открытки», которую я координировала, заблокировала Генеральная прокуратура, и, чтобы обезопасить подзащитных и юристов, мы приняли решение закрыть проект. Параллельно Следственный комитет начал активно интересоваться мной, показывать материалы проверки по статье о «нежелательности». Я приняла решение уехать из России, хотя никогда не хотела и не планировала этого делать. 

Начиная с полномасштабного вторжения России в Украину в ситуации риска оказались не только гражданские активисты, независимые журналисты, правозащитники и оппозиционные политики. Десятки тысяч людей в России выступили против войны в социальных сетях, выходили на протесты, подписывали антивоенные петиции, жертвовали средства в украинские организации. И если те, кто был в оппозиционном комьюнити, знали, куда можно обратиться за помощью, то эти люди были растеряны после звонков в дверь силовиков, задержаний или увольнений с работ.

В первые дни войны мне написали больше ста человек — я не могла помочь им одна даже при всем желании. Отойдя от первого шока, я села и наскоро набросала план проекта — сперва это были юридические консультации и шелтеры в двух безвизовых странах — Армении и Турции. Такой формат поддержки для своих соотечественников организовывали белорусы в 2020 году, и мне он казался наиболее удачным.

На этапе запуска «Ковчега» нас поддержал Антивоенный комитет, но очень быстро мы собрали внушительную сумму пожертвований и предложений волонтерской помощи, благодаря которой смогли оперативно расширить существующие виды помощи и запустить другие — телеграм-канал с инструкциями, психологическую помощь, изучение иностранных языков, сообщества взаимопомощи по странам, начали поддерживать антивоенное движение.

Параллельно в отношении россиян вводились санкционные ограничения. Люди оказывались в другой стране с заблокированными банковскими картами и, даже имея небольшие накопления, не могли ими воспользоваться. Некоторые европейские вузы ограничили прием россиян на технические специальности, потому что эти специальности теоретически могли применяться в военной отрасли, закрылась возможность монетизации на иностранных ресурсах для граждан России. Параллельно с преследованием со стороны российских силовиков люди, выступившие против войны, столкнулись с ограничениями со стороны европейских стран. 

Часто люди, уехавшие из страны из-за своей позиции, обращаясь за документами (например, визами), слышали от дипломатических учреждений: езжайте в Россию и получайте там, у нас такие правила. Мы выходили на разных акторов, просили их вместе с нами подписывать письма для МИДов, объясняли ситуацию, выступали перед европейским Комиссаром по правам человека — спустя несколько месяцев ряд стран изменили порядок и стали принимать документы в странах фактического проживания.

Многие страны Европы помогают диссидентам, предоставляя гуманитарные визы, что дает им возможность продолжать гражданскую деятельность из безопасного места. Это большая помощь российскому гражданскому обществу в условиях войны и массовых репрессий внутри страны.

Ограничения, наложенные IT-гигантами на граждан России, в итоге ударили не по пропагандистам, как, видимо, задумывалось, а по независимым медиа и блогерам. Первые хорошо себя чувствуют на подконтрольных Кремлю площадках — «ВКонтакте», RuTube, в то время как те, кто говорит правду, потеряли хорошие возможности достучаться до аудитории внутри России. Над этой проблемой работают многие проекты, стараясь объяснить реальный эффект от ограничений, но видимого прогресса пока нет.

У европейских политиков есть свои избиратели, общественное мнение, от которого они зависят, и во время войны они не всегда готовы помогать гражданам страны-агрессора с открытым забралом. К сожалению, это и наша общая недоработка: о российском антивоенном движении, об оппонентах Путина на Западе знают мало. Отчасти это связано с тем, что все мы вращаемся в русскоязычном информационном пузыре, используем свои привычные информационные ресурсы, например Telegram, и редко выходим вовне, чтобы в других странах видели: не все россияне поддерживают войну и людоедский режим. 

На самом деле нас миллионы — тех, кто выступает против. Не так давно «Ковчег» начал вести твиттер на английском языке о том, что делает антивоенное движение. Я всегда общаюсь с журналистами разных стран, если есть такой запрос, и рассказываю не только про «‎Ковчег», но и про тех сограждан, которые продолжают бороться внутри и вне страны, про антивоенные, гуманитарные, гражданские, контрпропагандистские проекты россиян. Многие инициативы в диаспорах тоже проводят такую работу, но ее должно быть больше, и подача должна быть интересной. Согласитесь: вы бы, будучи в России, вряд ли открыли статью в российском издании, где описываются проблемы мигрантов при оформлении разрешения на работу. Все мы потихоньку учимся доносить информацию и выходить на другую аудиторию.

Я всегда стараюсь смотреть на любую ситуацию с двух сторон. Сказать «Снимите санкции с простых россиян», конечно, звучит социально одобряемо, но вряд ли продуктивно. Я понимаю решение стран Балтии закрыть границы для обладателей краткосрочных виз с начала мобилизации: это небольшие государства, у которых нет ресурса верифицировать каждого пересекающего границу. Страны опасаются за свою безопасность: под видом бегущих от мобилизации могут заехать агенты российских спецслужб, люди, совершившие военные преступления. Да и, например, для Эстонии с населением 1,3 миллиона человек даже 50 тысяч оставшихся создают огромную социальную напряженность и нагрузку на бюджет страны. 

Сказывается, конечно, и исторический опыт, связанный с Россией, влияние русскоязычного меньшинства на внутреннюю политику. Впрочем, опасения у большинства стран одинаковы. Европа и так взяла на себя немалые расходы на размещение украинских беженцев, и странно требовать открыть двери без понятных механизмов для страны с огромным населением. Многие страны постепенно отменяют даже те небольшие пособия, которые выплачивали украинским беженцам. 

Мы думаем над системными предложениями и аргументами, чтобы другие страны могли пойти навстречу россиянам, не желающим становиться убийцами и умирать. В части верификации людей с рисками преследования, тех, кто может попасть под мобилизацию или дезертирует, можно предложить взять на себя эти функции, используя компетенции российских расследовательских медиа, правозащитных организаций: по крайней мере, подтвердить, что человек не участвовал в военных преступлениях или не сотрудничает с провластными структурами на протяжении войны. 

Мы понимаем опасения принимающих стран, связанные с нагрузкой на бюджет по содержанию людей, уезжающих из России. Мы можем предложить создать фонд частного капитала и финансировать из него расходы на базовые бытовые нужды, пока ситуация для людей внутри страны остается опасной. Нельзя просто сказать: «Мы придумали, что всех надо спасти, а теперь организуйте нам все под ключ и оплатите». На мой взгляд, это инфантилизм.

Чем дольше длится война, тем меньше люди жертвуют на преодоление ее последствий. Увы, это коснулось большинства проектов помощи. Мы сами были вынуждены сократить количество шелтеров, совсем закрыть шелтеры в Казахстане, большую часть работы — преподавание языков, модерацию чатов, психологическую помощь, профессиональное переобучение, вебинары — делают наши волонтеры. Мне больно читать каждый комментарий «мне не смогли предоставить жилье», «я не попал в бесплатную языковую группу», но, к сожалению, мы вынуждены выбирать, несмотря на желание помочь каждому единомышленнику, не поддерживающему войну.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Фото на обложке
Zurab Tsertsvadze / AP / Scanpix
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.