Летом 2017 года журналистка Юлия Орлова неожиданно для себя оказалась в религиозной секте Синчхонджи — хотя планировала всего лишь попрактиковаться в чешском языке и найти новых друзей. О своем опыте она рассказала «Холоду» для рубрики «С ее слов».
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Я тогда жила в самом центре Праги — на площади Республики. Это был мой второй год в Чехии: я переехала в Прагу сразу после окончания МГУ, чтобы продолжить учебу. Сначала я жила в общежитии и учила чешский. А через год поступила в магистратуру Карлова университета, начала подрабатывать преподавателем английского в большой компании, и мы с подругой переехали в старинную квартиру в историческом центре города. Я обожала этот район, свою комнату с высокими потолками, желтый дом с внутренним двориком и то, что одна из главных площадей города была в 10 шагах от дома. На этой самой площади ко мне и подошли две девушки в июле 2017 года: «Мы пишем мюзикл о молодой девушке, которая ищет себя, нам нужны прототипы для главной героини». После моего кивка последовала просьба расставить в порядке приоритетов семью, партнера, работу, друзей и Бога. У меня Бог оказался на последнем месте. «К сожалению», — добавила я. Это вызвало у девушек интерес, и они начали расспрашивать меня, почему «к сожалению» и как было раньше. В моих руках оказалась брошюрка с приглашением на семинар о Боге и отношениях с собой. Одна из девушек — Тереза — дала мне свой номер телефона, она до сих пор у меня записана как «Тереза Мюзикл». Мюзикла, конечно, никакого не существовало, как и дипломной работы, книги или исследования — других предлогов, под которыми молодых парней и девушек заманивали на улицах Праги в секту Синчхонджи.
Схема была одинаковая: расспросить об отношении к Богу, встретиться индивидуально и провести психологический тест, указать человеку на его проблемы и предложить решение — истинное Божье слово. Так людей заманивали на изучение Библии, которое на самом деле было изучением доктрин секты. Несмотря на то, что Чехия занимает первое место в Европе по количеству атеистов, многие привыкли ходить в костел, некоторые исповедуют католицизм или протестантизм или активно ищут ответы на вопросы веры. На таких неуверенных, ищущих и была рассчитана эта сеть, в которую попала и я.
Юля-певчая
Моя мама пела в церковном хоре в главном соборе маленького подмосковного города. Одно из моих самых первых воспоминаний: я стою рядом с ней на клиросе и оглядываюсь по сторонам, вокруг улыбаются альты и сопрано. Я едва достаю макушкой до пюпитра, да и нотной грамоты не знаю, так что пою тихонько, на слух. Мне нравилось, как меня в шутку называли Юля-певчая и разрешали наблюдать за богослужениями с первых рядов — иногда с клироса мне даже удавалось заглянуть внутрь алтаря. Потом я начала ходить в воскресную школу, заучивала Символ Веры и плакала над судьбой рожденного в бедности и обреченного на страдания Иисуса.
В остальном я была совершенно обычным ребенком: ходила в школу, следила за младшим братом, корпела над пианино. Но по ночам мне иногда снилось, как Иисус вытаскивает меня из болота. Я чувствовала себя под защитой, а она была мне нужна. Дома у нас было неспокойно: отец был человек вспыльчивый, мог легко наорать и иногда меня бил, а мама много работала, и ее часто не было дома. Поэтому я закрывалась в комнате и просила Бога, чтобы меня оставили в покое. Помню, как отец радовался моим снам о Боге, только он не знал, что Бог защищал меня от него.
В подростковом возрасте я продолжала верить в Бога, искать его, но потеряла веру в церковь. Я продолжала петь в церковном хоре из-за любви к музыке. Но ходить в церковь я не любила, я видела изнанку церковной жизни, и она была менее духовная, чем ее преподносили. Священники, будто в антиклерикальном ролике, объедались в «Макдональдсе» во время Великого поста, торговались за храм побогаче и приход поближе к Москве. По отношению к вере я вырастила в себе, как мне казалось, «здоровую жилку скептицизма», и моему отцу это не нравилось. Мои попытки задать вопросы заканчивались упреками. Помню, как на какую-то мою провинность отец съязвил: «А еще в церковь ходишь, в хоре поешь. Тебе небось уже не снится, как тебя Иисус спасает из болота». Тогда я решила, что вопросов лучше не задавать и вообще эту тему не поднимать.
Однажды, придя из школы, я застала родителей за разговором с другом нашей семьи, который сокрушался, что в свои 40 лет не может найти молодую верующую жену. Отец предложил ему в жены 14-летнюю меня. Я очень хорошо помню оценивающий взгляд «дяди Вити» на себе — мне стало противно. Потом родители списали все это на неудачную шутку, и история забылась. В глубине души я понимала, что вера и религия совершенно разные вещи, но обе теперь ассоциировались с обязательный воскресной побудкой, запретами и унижениями, душным храмом.
За годы в Московском университете я растеряла последнюю религиозность. Я впервые не боялась быть саркастичной, открыто выражать свой скептицизм и посмеиваться над «тургеневскими девушками» филологического факультета. Внутри же я им завидовала. Я чувствовала, что я утратила что-то важное, — стержень веры, который поддерживал меня в школьные годы, будто остался дома. После переезда в Прагу я почувствовала настоящую свободу, но вместе с ней пришло одиночество и осознание, что я вряд ли почувствую защиту Бога когда-либо еще. Я очень редко вспоминала о своем церковном прошлом, а вспоминая, чувствовала вину и стыд за свою измену.
Поэтому, когда две дружелюбные девушки-чешки позвали меня на семинар, я увидела в этом возможность разобраться в своих чувствах по поводу Бога и веры. К тому же это была отличная возможность попрактиковать чешский, с которым у меня были большие сложности. А если повезет, то и наконец обрести подругу-чешку и найти себе чешскоговорящую компанию — за два года в Чехии у меня появились друзья, но местных среди них не было.
С такими мыслями я пришла на первый семинар. Больше всего меня удивило, сколько там было людей — сотни три, половина из них были корейцы, говорящие на английском, остальные говорили на чешском, краем уха я услышала и русский. Все широко улыбались и были очень дружелюбными. Я быстро нашла Терезу, и она представила меня своим собеседникам. Сам семинар на самом деле оказался лекцией, главный посыл которой был в том, что путь любви к себе идет от любви к Богу и ближнему своему. Мне она показалась не очень интересной, гораздо больше меня впечатлила сплоченность людей: когда лектор назвала номер стиха, все вдруг достали свои Библии и начали вместе с энтузиазмом читать нужный стих, закончив громогласным «Аминь!».
После семинара Тереза пригласила меня на кофе, чтобы пообщаться и обсудить лекцию. Я рассказала, что раньше была верующей, но последние 10 лет не хожу в храм, о чем иногда жалею, на что Тереза предложила вместе почитать Библию и рассказала, что проходит библейский курс, где учится правильно истолковывать библейские метафоры. Ее предложение сначала не вызвало у меня энтузиазма — но потом проснулась моя жажда общения на чешском и подсознательное желание вернуться к духовности. Я точно помню, как задала вопрос: «А вы точно христиане?». После ее улыбчивого «да» моя совесть успокоилась, и я согласилась на встречу в кафе через неделю, никаких обязательств.
Моя подруга Тереза
После нескольких индивидуальных занятий с Терезой мы действительно сблизились. Каждую неделю мы встречались в кофейне на час-полтора, за это время я успевала потренировать свой чешский, а она — разъяснить мне очередную метафору из Библии. Ее объяснения не были голословными, она сыпала цитатами, иногда зачитывая стихи из Заветов наизусть. Иногда мы встречались, чтобы просто продегустировать торт в новом кафе, покататься на велосипедах в парке или выбрать новое комнатное растение. Постепенно каждый мой день стал начинаться с пожелания доброго утра от Терезы, в течение дня она могла прислать мне пару строк из Библии «для поднятия духа». Незаметно она заняла очень важное место в моей жизни — мы общались каждый день, рассказывали друг другу о личном: о детстве, о нелюбви к себе, о семьях, о неудачных отношениях.
Изучение Библии стояло для меня на последнем месте, но, с другой стороны, мне нравилось, как систематично она объясняла мне содержание книги, которую я читала с самого детства, но никогда не понимала. Иногда у меня возникали вопросы, на которые Тереза не могла ответить, например, как соотносятся создание мира Богом и теория эволюции или что говорит Библия о равенстве мужчин и женщин. Поэтому однажды она взяла меня с собой на урок чтения Библии. Лектор по имени Растислав подробно ответил на мои вопросы, а затем провел лекцию о хронологии в Библии. Я сидела на задней парте и наблюдала за тем, с каким энтузиазмом люди скандировали стихи из Библии, кивали на восклицания Растислава о Боге и пели песнопения о Христе в конце лекции.
На нашей следующей встрече я поделилась своими сомнениями с Терезой. «Это не мое. Я не хочу петь песнопения, мне некомфортно со всеми читать громко Библию и кричать "Аминь!"». На это Тереза назвала меня высокомерной, сказала, что я не ценю то, что она и другие для меня делают, и мне нужно работать над этим. Тогда я впервые перед ней разрыдалась. Я не могла понять, как моя защитная реакция могла показаться ей высокомерием. Позднее психотерапевт объяснит мне, что Тереза просто использовала собранные знания о моих комплексах против меня. Я могла быть самой доброй и скромной, но пока я не была заинтересована в секте, Тереза бы нашла, в чем меня упрекнуть.
Тогда же я не знала, что это была манипуляция. Я моментально поверила, что я высокомерная и неблагодарная, и решила доказать обратное. Уже через пару дней я пришла на собеседование, чтобы присоединиться к новому библейскому курсу и начать обучение с самого начала. Собеседование назначили в 6 утра в воскресенье на другом конце города. Мне говорили, как важен и уникален этот курс, и спрашивали, почему я думаю, что достойна на него ходить, и как сильно я люблю Бога. Любила ли я Бога? Точно нет. Хотела ли я ввязываться в этот курс? Сейчас я понимаю, что тоже нет. Тогда я хотела, чтобы меня выбрали, посчитали достойной. Это было похоже на собеседование на паршивую работу — занятость огромная, зарплата маленькая, но ты уже приложила столько усилий, что теперь просто обязана ее получить.
Нас учили отвечать, что мы ходим на коучинг
С сентября до середины декабря 2017 года я изучаю Библию в трактовке Синчхонджи. Это название — калька с корейского, буквально переводится как «новое небо и новая земля», официальное название — Церковь Иисуса, Храм Скинии Свидетельства.
Конечно, тогда я об этом не подозревала. Три вечера в неделю (с 18 до 23 часов) я провожу в комнате с еще 12 людьми, мы вместе слушаем лекции, молимся друг за друга, перекусываем, делаем небольшую разминку, делимся впечатлениями и переживаниями. Иногда на выходных мы всей группой ходим в парк или играем в волейбол. Мы все разные, у каждого своя жизнь вне группы: Катержина — медсестра, Алена — студентка химфака, Хана — учительница, Патрик служил в церкви. Мы помогаем друг другу: одна девочка проверяла мое эссе для университета, я помогала кому-то с английским. Мы празднуем дни рождения вместе. Я очень хорошо помню свой в ноябре, вся группа договорилась и купила мне цветы, подарки, каждый написал пожелания, а Патрик даже испек для меня торт. Я чувствовала себя самой счастливой.
Секта Синчхонджи стала широко известна во всем мире после вспышки коронавируса в Южной Корее. 18 февраля, через месяц после первого выявленного заражения в стране, очередной положительный тест был получен от 61-летней прихожанки Синчхонджи. Она известна как «пациент номер 31» (31-я зараженная в стране). После этого за два дня число выявленных заражений утроилось. Власти страны связали это с тем, что прихожанка с уже проявившимися симптомами продолжила ходить на собрания секты — всех сторонников верования начали массово тестировать на вирус. Синчхонджи до сих пор остается самым крупным зафиксированным очагом распространения коронавируса в Южной Корее, на секту и связанные с ней контакты приходятся 38% случаев.
Тереза тоже ходила со мной в эту же группу. Это казалось мне немного странным, ведь она уже давно изучала Библию, но вначале я не придавала этому значения. На самом деле в каждой группе (а всего их было около 10) половина участников были новообращенные, а вторая половина — опытные наставники, которые следили за нашим обучением. Нам было запрещено общаться друг с другом вне группы — у нас была еще слабая вера, мало ли до чего мы додумаемся без наставников.
Постепенно нас посвящают в секреты чтения метафор в Библии. Например, семечко, огонь, свет, хлеб — это все Божье слово, а поле, река, посуда — это человеческое сердце. Сначала все было довольно невинно, но к зиме мы начали разбирать метафоры посерьезнее и наконец добрались до сути. Основой учения Синчхонджи было то, что апокалипсис должен наступить с минуты на минуту, по миру уже ходит новый Иисус, который дал нам эту новую интерпретацию Библии; мы, изучающие его правду, избранные и правильные верующие, и теперь мы должны стать посланниками Божьей воли и идти спасать остальных, пока миру не пришел конец.
«Думаете, это секта? Нет, конечно! Разве мы просим у вас деньги?»
До информации об уже пришедшем втором Иисусе я верила, что просто изучаю христианскую Библию. После нее я сильно напряглась, и я была не одна. Наши лекторы скорее всего привыкли, что информация о новом пророке взрывает ученикам умы. Поэтому тогда нам была оперативно прочитана лекция о предателях — самых ужасных людях в Библии и на свете, о тех, кто пришел к истинному Божьему слову и, о ужас, не поверил ему, засомневался. После этого на каждой лекции нам повторяли, что мы избранные, нам было дано «сокровище», «благословение», и теперь наша задача спрятать его, схоронить, уверовать в него и продолжать учиться. «Думаете, это секта? Нет, конечно! Разве мы просим у вас деньги? Или вы приходите сюда ради закусок? Веселой компании? Нет, ради Божьей правды!». Синчхонджи понимали, что, если мы расскажем о новообретенном сокровище, родные и друзья покрутят пальцем у виска. Поэтому на вопросы, где мы все время пропадаем, нас учили отвечать, что мы ходим на коучинг или видимся с новым возможным партнером. Мы смеялись, кивали и послушно кричали: «Аминь!».
Вся в сомнениях, я чувствовала себя очень плохо. С одной стороны были мой ум, опыт и знания из прошлого, с другой — новые знания и вина за неверие. Я не была единственной, кому новая догма давалась с трудом. Позднее я узнала, что после меня еще двое покинули группу из-за того, что учение не соответствовало православному христианству. Алену, девочку из Сибири, публично стыдили за то, что она крестилась перед едой и во время молитвы, что не соответствовало учению Синчхонджи. А еще в группе был «скептик» Алексей, который все время допытывался про Святой дух и Троицу, которые в Синчхонджи не признавали. На каждый его вопрос лекторы отвечали, что он сомневающийся, из-за чего он на каждом занятии пытался всем доказать обратное. В итоге он сам поверил в свою веру и называл себя «самым преданным слугой Бога» — с ним сработала техника манипуляции «психология от обратного».
Те времена я вспоминаю как самые тяжелые. У меня были ужасные перепады настроения и панические атаки. Наши улыбающиеся, доброжелательные лекторы очень часто манипулировали нашими чувствами, упоминая что-то из наших страхов, комплексов или травм. Я помню, как за одну из трехчасовых лекций я успела поплакать и о своем детстве, и о своем непринятии себя, и о том, что меня никто никогда не любил и, возможно, не полюбит. В одно мгновение я могла пройти весь спектр эмоций от благоговения и страха перед Богом к ужасу от осознания собственной недостойности и до счастья, что мне был дан шанс изучать «Божье слово».
Именно тогда я начала верить. Может быть, я была эмоционально измотана, может, повлияло давление или поддержка, но я начала верить. В свою уникальность, в то, что я действительно обрела что-то редкое и драгоценное. Мой скептицизм сменился чувством безопасности и благодарности, я снова чувствовала себя под защитой, я забыла про свое одиночество в чужой стране. Мне уже не казалось диким все время улыбаться, на лекциях я испытывала эйфорию, мне хотелось разделить свою радость с кем-то. Однажды я прислала стих из Библии маме, но она лишь сухо спросила, зачем я ей это прислала. На мой ответ «для вдохновения» (нас так научили отвечать) она не отреагировала, поэтому больше поделиться новыми знаниями я не пыталась. А еще мне хотелось написать папе, хотелось, чтобы он гордился мной и увидел, что он ошибся и я все еще очень духовный человек.
«Я чувствую, как мной манипулируют»
Я недолго находилась в эйфории от новообретенной защиты. Сразу несколько событий спровоцировали мое «пробуждение» и уход. Во-первых, у нас сменился лектор. Мы проводили столько времени вместе, что довериться новому человеку мне было очень сложно. Несмотря на увещевания наставников, что ничего не изменится, уход ставшего родным Растислава меня немного выбил из колеи — было тяжело сразу открыться новому человеку. Во-вторых, я получила письмо, обличающее моих лекторов как пособников корейского культа Синчхонджи, — это был первый раз, когда я увидела это название. Письмо прилетело с неизвестного мне, состоящего только из цифр адреса, и в нем была буквально одна строка. (В секте имели доступ к адресу моей почты, поэтому я думаю, что кто-то из бывших «учеников» решил открыть глаза остальным.) Этого было достаточно, чтобы несколько дней я провела в поиске информации. Но тогда, в 2017 году, никто еще не знал, что эта корейская секта действительно пустила корни в Праге, что мой лектор Растислав лично виделся с лидером Синчхонджи Ли Ман Хи в Южной Корее. Я нашла некоторые совпадения в учении, но без имен или фотографий я не могла быть уверена. Интернет показал мне фотографии богослужений в Синчхонджи: все в белом, на коленях — мы никогда ни в чем подобном не участвовали. Однако то письмо оставило очень неприятный осадок, и я решила повнимательнее взглянуть на мои библейские курсы.
Последней каплей стало то, что я влюбилась. Я понимала, что я не могу начать строить отношения с вранья о том, где я провожу половину вечеров в неделю. Не могла я и привести партнера на свои курсы: он очень осознанный атеист, навязывать ему новую веру казалось мне абсурдным. К тому же тогда я уже испытывала сомнения, хочу ли я туда возвращаться.
Я сходила на еще одну лекцию и внезапно ясно увидела, как безумно наша новая проповедница выглядела со стороны, как в одно мгновение она уличала нас в неверии, а затем восклицала, что мы избранные, как она публично кого-то пристыдила, а затем пригласила нас на первое богослужение — и сказала надеть все белое.
На следующий день я лично с ней встретилась. Меня трясло от страха и вины — нам внушали, что тот, кто перестанет изучать это «живительное слово Библии», — предатель хуже Иуды, что я будто сама еще раз распинаю Христа и теперь попаду в ад. Я почти ничего не помню из своего разговора с ней, помню только, что я плакала и повторяла: «Я чувствую, как мной манипулируют». Она даже не пыталась меня переубедить, только грустно смотрела на меня и говорила, что мне будет очень трудно вернуться к Божьему слову.
После того разговора я пошла на работу. Я сидела за рабочим столом и плакала, я чувствовала себя просто ужасно и жалела о своем решении. Из «нормального мира» мне было не с кем поделиться своими переживаниями, никто не знал, что я состояла в секте. Я так часто отказывала друзьям во встречах и переносила планы, ссылаясь на «коучинг», что меня уже привыкли редко видеть и не задавали вопросы. Моя влюбленность тогда еще не переросла в отношения, поэтому мне оставалось только переживать этот ужас в одиночестве. Я почти позвонила Терезе, мне хотелось, чтобы она успокоила меня. К счастью, я решила дать себе отдохнуть эмоционально и уже на следующий день поняла, что мое нервное состояние — просто последствие чужих игр с моими чувствами.
Мы навсегда связаны Божьим словом
Раньше я думала, что надо быть либо очень слабым, либо недалеким человеком, чтобы попасть в секту. Я верила, что люди с определенным уровнем интеллекта не попадают под влияние и не поддаются манипуляциям. Теперь я знаю, что мы недооцениваем манипуляционные техники и силу коллективного давления. Я точно их недооценивала.
Сейчас я горжусь тем, что я нашла в себе силы уйти. Моя жизнь за полгода в секте наполнилась новым смыслом, мне было просто быть ведомой. Первые пару недель после ухода были очень тяжелыми: вера, Бог, Библия, — все это ушло, и образовалась гигантская пустота. Иногда я буквально не знала, что с собой делать, и просто сидела в комнате, смотря в пустоту. Было очень тяжело признать такой провал, и сначала я надолго зависла в стадии отрицания. Помогла мне последняя встреча с «подругой» Терезой. Она подтвердила мои опасения, упомянув имя корейского «пророка» Ли Ман Хи. На мой вопрос, была ли я когда-нибудь ее подругой, она ответила полным энтузиазма «да», ведь мы навсегда связаны Божьим словом. Она пообещала мне регулярно со мной встречаться, и сейчас мне немного грустно от того, что больше я никогда Терезу не видела.
После отрицания я прошла через фазу злости. Мне хотелось разоблачений и мести. Однажды ко мне на улице снова подошла девушка и задала тот же вопрос про приоритеты, только теперь она «писала книгу». Я очень зло ей ответила, что знаю, что она врет и книги не существует, что я была у них на курсах, и они манипулируют людьми. Девушка растерянно захлопала глазами и ушла. Несколько раз я порывалась что-то сделать: пойти в полицию, в какой-нибудь костел и натравить на секту католическую церковь, в конце концов, написать знакомым журналистам. Каждый раз меня останавливал страх, что я выйду из этой истории более подавленная, чем я уже была. Что при любом раскладе я буду проигравшей, жертвой, что я не смогу избежать манипуляций снова. И я решила спасать себя, чем и занялась со своим психотерапевтом.
Уже после моего ухода, в феврале 2018 года, пражский филиал Синчхонджи попал в газетные заголовки. Сорок членов секты вышли на Вацлавскую площадь, чтобы привлечь внимание к убийству кореянки Ку Чжи Ин ее собственными родителями за отказ принимать их веру. Рассматривая фотографии оттуда, я увидела несколько знакомых лиц — трое были со мной в одной группе. Из-за той акции пражские журналисты и религиоведы начали раскапывать эту историю и саму секту. Пару месяцев везде были заголовки «Уйдешь — попадешь в ад» и «Заразная корейская секта разоблачена в Праге». Молодые девушки и парни рассказывали о манипуляциях, о том, как лгали своим семьям, о лжетрактовке Библии и о своем поиске веры после Синчхонджи. Я знаю, что филиал, куда ходила я, закрыли, но, возможно, открылся новый.
После той истории мой личный поиск веры приостановился. Про себя я даже иногда сравниваю РПЦ с Синчхонджи. Я избегаю разговоров о Боге, не читаю Библию, но отношусь с пониманием к ищущим и верующим. Это тяжелый труд — искать то, во что ты действительно веришь, и отделять истину от лжи, неважно, как эта ложь преподнесена. Я рада, что наконец-то научилась принимать свои убеждения. То, что тогда Тереза назвала высокомерием, на самом деле было моей интуицией, и теперь я не боюсь ей верить.
