«В папу вселялся зверь»

Как дети алкоголиков справляются с прошлым

Мать Алины приходила домой ночью, у нее заплетался язык. Понять, что она говорит, было невозможно. «Я раздевала ее. Она отталкивала меня, упиралась, — вспоминает Алина Петрова (имя изменено по просьбе героини). — Я укладывала маму в кровать, приносила тазы и воду, убирала за ней беспорядок. Я училась в шестом или седьмом классе, мне было неприятно, все это меня раздражало. Я думала, что сама никогда не буду пить». Спецкор «Холода» Юлия Дудкина рассказывает истории людей из «алкогольных» семей, которые во взрослом возрасте борются с последствиями зависимости родителей.

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

Нас отсюда никто не заберет

Алине Петровой (имя изменено по просьбе героини) 24 года. Она вспоминает, что у нее дома пили все. «Мы жили в селе, и там было так принято», — говорит она. Первым начал дедушка: он часто приходил домой пьяным и молча ложился спать. Иногда не доходил до кровати, и маме приходилось его тащить. Бабушка тоже выпивала, «но не так сильно», — обычно по праздникам, за общим столом. Выпив, она начинала ругаться, жаловаться и припоминать старые обиды. «Дома считалось, что на родных нельзя сердиться и обижаться, — говорит Алина. — Когда бабушка была пьяна, она высказывала все, что у нее накопилось, причитала, что никто ее не любит. Как будто алкоголь давал ей разрешение на то, чтобы выплеснуть эмоции».

Отец два года провел в колонии. Он попал туда, когда Алина только родилась — нанес кому-то травму в пьяной драке. Вернувшись, стал регулярно выпивать с друзьями в гараже. Иногда он засыпал прямо там на полу. Домой он приходил злым, бросался с кулаками на жену. «Однажды он сломал маме нос, — вспоминает Алина. — В другой раз выставил ее из дома зимой в ночной рубашке».

Мама всегда прощала отца. «Она по жизни всех "спасает", — говорит Алина. — Он напивался, дрался, потом приползал на коленях и клялся в любви. Она пыталась образумить его, вела с ним разговоры». Отец переставал пить и становился раздражительным, нервным. Потом срывался, и все повторялось. «Было ощущение замкнутого круга, — вспоминает Алина. — Помню, мы с сестрой лежим на диване и плачем. За стеной — звон посуды, крики. Мне восемь лет, и я понимаю, что нас отсюда никто не заберет». Все родные знали про драки, но это никогда не обсуждалось. Только прабабушка высказывалась открыто. «Она спрашивала, почему мама не уйдет от папы, — рассказывает Алина. — Но мама всегда говорила, что очень его любит».

Алина боялась отца: она старалась продумывать все свои действия и слова наперед, чтобы лишний раз не попасть под горячую руку. С детства она пугалась хлопков, криков, резких звуков. «Мне всегда было тревожно, — говорит она. — Казалось, если сделать что-то неправильно, может случиться нечто ужасное. Например, не убрала игрушки — и страшно так, как будто меня убьют».

Когда Алине было 10 лет, родители развелись. «Не знаю, что случилось, — говорит она. — Это произошло внезапно, без объяснений. Мама осталась одна, через год или полтора мы переехали в другой поселок, где у нас не было ни родных, ни друзей. И тут начала пить уже она». Выпив лишнего, мать начинала жаловаться на жизнь: рассказывала, как родила Алину в 17 лет, ездила на учебу, уставала. Истории часто начинались с фразы: «А вот я в твоем возрасте...». «Я слушала это, и мне казалось, это я виновата в том, что маме было так тяжело, — говорит Алина. — Я думала, что делаю недостаточно для нее».

Мама работала менеджером на заводе. Там у нее завязались отношения с коллегой. Теперь они выпивали вместе. «Мы сразу стали называть его папой, — рассказывает Алина. — Выпив, он обзывал мою сестру, называл ее жирной и говорил, что она ничего не добьется. Однажды сестра сбежала. Ей тогда было 11 лет, а мне 16. Никого не было дома, она пришла, подергала дверь и решила, что мы внутри, но не хотим ее впускать. И ушла». В комнате у сестры нашли дневники: в них она писала, что «всех ненавидит и хочет умереть». Ее искали всю ночь, обращались в полицию. Нашли на следующий день — оказалось, она пешком отправилась к бабушке с дедушкой. За ночь она прошла 10 км, оставалось еще 15.

Иллюстрация того, как сестра Алины пришла домой, ей не открыли и она ушла, сама Алина боялась пить, а потом начала выпивать

«В другой раз мы с отчимом поругались за столом в гостях, — вспоминает Алина. — Я собиралась поступать в университет в Москве, а он сказал, что у меня ничего не получится. И назвал меня антихристом. Я заплакала и убежала. Чуть позже ко мне пришла сестра. Мы, как в детстве, снова лежали рядом и плакали».

На следующий год Алина, как и планировала, поступила в один из московских вузов и уехала. Ей казалось, что, когда она переедет, начнется новая жизнь, а прошлое забудется. Но к этому возрасту она и сама начала пить. «В детстве я считала, что пива и водки в моей жизни не будет, — говорит она. — Но лет в 13 поняла: алкоголь расслабляет». Алина объясняет: она устала жить в постоянном напряжении и тревоге. Вместе с опьянением приходило освобождение — можно было отдохнуть от того, что происходит дома. К тому же в поселке выпивали все подростки, а дома за столом ей всегда ставили рюмку. Иногда мама даже могла купить Алине и ее друзьям «бутылку паленого алкоголя».

«Когда я приехала в Москву, я сначала всего боялась, — говорит Алина. — Сидела в общежитии одна». Потом она познакомилась с одногруппницами, и они стали вместе ходить в клубы. «В подворотне мы разливали по стаканчикам водку с соком, — рассказывает Алина. — А потом шли веселиться. Я не думала, что у меня могут быть проблемы с алкоголем. Но все чаще впутывалась в ненормальные ситуации». Однажды она поругалась с подругами, когда они все вместе, выпив, ехали на вечеринку. Алина отправилась домой одна через парк, захотела в туалет, стала снимать джинсы, потеряла равновесие и покатилась вниз по склону.

«Но сильнее всего я напивалась, когда приезжала домой, в поселок, — говорит она. — Мама с отчимом тогда развелись — оказалось, что у него есть любовница. С горя она стала употреблять еще больше. Когда я навещала родных, мы пили всей семьей». Когда Алине было 19, она приехала в поселок на новогодние праздники. На столе было вино и шампанское. Вечером она встретилась со старым знакомым. «Мы гуляли с его друзьями, снова пили. Потом стали расходиться, а я чувствовала, что я вообще никакая. Не хотела в таком виде заваливаться домой, — говорит она. — Я предложила ему еще прогуляться. Дальше помню обрывками: вот мы целуемся, он прижимает меня к дереву. Вот мы у него дома, он стягивает с меня трусы. И тут до меня доходит, я говорю "нет", пинаю его, царапаю, а он заламывает мне руки. В итоге я просто устала отбиваться. Что было дальше — почти не помню, спасибо алкоголю. Когда все закончилось, я оделась и ушла домой».

Был и другой случай — с этим же молодым человеком. «Все началось с семейного застолья, а потом мы с мамой пошли на сельскую дискотеку и взяли еще пива, — вспоминает Алина. — Встретили там маминых бывших учеников — когда-то, еще до завода, она работала учительницей в школе. Послали кого-то из них за бутылкой, отправились на пустырь. Там мы пили водку. Мама скоро ушла домой, а я осталась. Мне было очень плохо и в то же время очень хорошо. Проснулся азарт, хотелось выпить больше всех. И тут приехал этот парень». Молодой человек был трезв. Он развез всех по домам, а Алине предложил отправиться на озеро. Она была «пьяная и уставшая» и не хотела никуда ехать, но он настоял. Начался дождь, машина застряла в грязи. «Я смотрела, как он пытается вытолкать автомобиль, пыталась помочь, — говорит Алина. — Рассмеялась, упала в грязь. Потом обиделась, побрела к озеру, чуть не упала в воду. Я говорила: "Поехали домой", но он начал меня целовать, мы переместились на сиденье. Я снова пыталась драться, отталкивать его. Но снова сдалась». Что было дальше, Алина помнит плохо. В тот вечер она смешала пиво, коньяк и водку. Она добралась до дома своей тети босиком, попыталась отстирать кроссовки в холодной воде, потом ее тошнило. Спать она легла рядом с двоюродными братьями: она помнит, что один из них во сне пытался заткнуть нос рукой, потому что в комнате пахло перегаром. «Утром я попросила маму прийти за мной, а потом еще день пролежала в каком-то бреду», — говорит Алина.

Алкоголь приносил все меньше успокоения. По утрам Алина просыпалась с похмельем, было противно и жалко саму себя. Она пыталась убираться в комнате или учиться, но в голове всплывали мысли про отца и воспоминания из детства. Она начинала плакать, не могла успокоиться по несколько часов.

Отношения с друзьями ее тоже не радовали. «Я цеплялась за людей, боялась остаться одна, — говорит она. — Отменяла планы ради других, ждала подруг по полтора часа, когда они опаздывали. Хотелось быть "хорошей подругой", чтобы меня не бросили. А когда я выпивала, я высказывала свои обиды и претензии — так же, как делали все в моей семье». Алина признается: она часто обманывала окружающих. «С детства я привыкла врать, чтобы никто не знал, что папа пьет, — говорит она. — Так делали все в семье. А мама говорила, что никому нельзя верить. Ложь стала частью моей жизни. Я врала без причины, про какие-то бытовые мелочи — просто по привычке. Чтобы не обманывать, нужно было прилагать усилия, следить за собой».

К четвертому курсу у Алины появились серьезные гинекологические проблемы. Она начала принимать лекарства и уже не могла пить как раньше. Постепенно она стала отдаляться от подруг, занялась спортом. Тревожность не уходила, но на трезвую голову было проще разобраться в собственных мыслях. Алина стала много думать о родителях и о сестре. «Я вдруг осознала: то, что происходило в моем детстве, — ненормально, — говорит она. — Это было ужасно, а все вели себя как ни в чем не бывало». Тревога и напряжение от этих воспоминаний стали невыносимыми, сильно хотелось выпить.

«Мне стало совсем плохо: не спала, постоянно плакала, не могла даже встать с кровати, и меня преследовали мысли о суициде», — говорит Алина. Она больше не могла все это терпеть и решила обратиться к специалисту. У нее были подруги, которые ходили к психологу, и она знала, что это может помочь.

Так выяснилось, что у нее тревожно-депрессивное расстройство и ей нужна психотерапия. Она призналась себе в том, что раньше заглушала переживания и мысли алкоголем, и решила, что пора научиться «с ними разбираться». Алина рассказывает, что стала пересматривать свои отношения с людьми и установки из детства — например, что никому нельзя доверять. «Раньше мне нужно было выпить, чтобы унять тревогу и вести себя так, как мне хочется, — говорит она. — Теперь я стараюсь делать это без алкоголя».

В этом году Алина окончила университет. Она по-прежнему ходит к психотерапевту. По ее словам, сейчас она чувствует себя намного лучше. Ее мать продолжает пить. Алина пыталась поговорить с ней, посоветовать специалиста. Но мама наотрез отказалась — сказала, что Алина «ничего не понимает». «У мамы снова появился мужчина, — говорит Алина. — Она готовит ему еду, утешает его, дарит подарки. Пьют они каждый день. И каждый день ругаются. А потом снова мирятся».

Хорошее продолжается недолго

По официальным данным, примерно 1,2 млн россиян страдают от алкогольной зависимости. На самом деле эта цифра может быть намного больше — часто люди, которые злоупотребляют алкоголем, отказываются признавать проблему. Главный внештатный нарколог Минздрава Евгений Брюн считает, что почти треть россиян злоупотребляют алкоголем, и большинство из них не состоят на медицинском учете. Алкоголь тесно связан с насилием: ученые из Оксфордского университета на основе шведской статистики подсчитали, что мужчины с алкогольной или наркотической зависимостью в 6-7 раз чаще проявляют агрессию по отношению к близким, чем те, кто не страдает от зависимости.

Но физическое насилие — не единственная проблема, которая бывает в «алкогольных» семьях. Дети, родители которых злоупотребляли алкоголем, могут испытывать симптомы ПТСР, проблемы с распознаванием и выражением эмоций, страдать от низкой самооценки.

Иллюстрация проблем детей алкоголиков: физическое насилие, созависимость, ПТСР, злоупотребление алкоголем

«Если в семье был человек с алкоголизмом, атмосфера просто не могла быть стабильной, — говорит Александра Меньшикова, клинический психолог, специалист клиники Mental Health Center. — Это постоянные эмоциональные качели, ощущение опасности и непредсказуемости, угроза насилия — психологического или физического. Сначала родственники говорят: "Все будет хорошо", "это в последний раз", отец или мать "больше не будет" пить. А потом все повторяется. Тем, кто вырос в такой семье, часто бывает трудно доверять окружающим и строить близкие отношения». Меньшикова объясняет: такое происходит не только в «алкогольных» семьях. Причины могут быть разными: психическое расстройство одного из родственников, эмоциональная холодность родителей. Но последствия похожи. Ребенок может вырасти с постоянным чувством вины и стыда и думать, что он несет ответственность за настроение и состояние окружающих. А может — наоборот — стать импульсивным, потерять чувство контроля, испытывать сложности там, где нужны волевые усилия. «Зачем стараться, — говорит Меньшикова, — ведь с детства ты привык, что лучше все равно не становится, что бы ты ни сделал. Кажется, что хорошо просто не может быть. Иногда человек может стремиться к лучшей жизни, добиваться чего-то, а потом неосознанно все разрушать — из-за ощущения, что он этого не заслуживает. Ведь с детства ты привык, что все хорошее продолжается недолго».

Другие трудности, с которыми может столкнуться человек из «алкогольной» семьи: низкая самооценка, поиск одобрения со стороны окружающих. «Если человек привык к постоянным эмоциональным колебаниям в детстве, он неосознанно может начать искать их и во взрослой жизни, — говорит Меньшикова. — Находить нестабильных друзей и партнеров, хаотичные отношения с которыми будут наполнены острыми, часто мучительными эмоциями. Кажется, что без этих "качелей" нет ни чувств, ни "настоящей" жизни».

Психолог объясняет: такие проблемы есть у многих людей. Но это вовсе не значит, что тот, кто вырос в «алкогольной» семье, всегда будет несчастен. И с самооценкой, и с чувством безопасности, и с доверием к миру можно работать. Главное — понять: если в семье есть человек с зависимостью, помощь нужна не только ему, но и всем, кто находится рядом.

Любовь и отвращение

«Когда папа выпивал, в него как будто вселялся зверь, — вспоминает Анна Краснова (имя героини изменено по ее просьбе). — Он сам исчезал, а на его месте появлялось жуткое существо с узкими глазами. Дважды у него была белая горячка, и тогда он разговаривал с воздухом — ему мерещились родственники, которых не было рядом, он ругался с ними, выяснял отношения. Когда он пил, он становился злым и страшным, без остановки ругался матом — слова как будто лились наружу, и этот поток невозможно было остановить».

Красновой 40 лет, она выросла в небольшом городе на юге России в обеспеченной семье. Она рассказывает, что застолья и алкоголь были в доме с самого детства. И дед, и отец работали в МВД. Они говорили, что именно так — за рюмкой — «решаются вопросы». «Деда я видела редко, — вспоминает Анна. — Он был как персонаж из анекдотов. Говорил, что у него с собой всегда есть лекарство, которое нужно принимать». С этими словами он доставал из кармана термос со спиртом и отпивал из горлышка. При этом он даже не пьянел. Анна знала, что дед был человеком жестким и даже жестоким. Именно он настоял, чтобы его сын пошел служить в МВД.

«Вообще-то папа мечтал стать учителем истории, — говорит Анна. — Когда я была маленькой, мы ходили по окраинам города, он рассказывал мне, что происходило раньше в этих местах. Я всегда любила папу, а он — меня. Когда кажется, что родного человека будто подменили, это вызывает сложные эмоции. Ты любишь его, но в то же время испытываешь отвращение».

иллюстрация светлых моментов с матерью-алкоголичкой

Со временем отец пил все больше. Он стал меньше читать, реже общался со старыми друзьями. Когда ему было около сорока, пришло время выходить в отставку. «Ты молод, а твоя карьера подходит к концу, — объясняет Анна. — Он тяжело это воспринял». В это время отец запил особенно сильно. Он кричал, слушал громкую музыку по ночам, дрался. А однажды, по словам Анны, запустил в маму топором и задел ее — у нее на руке до сих пор остался шрам. Вызывать милицию было бесполезно: отец показывал служебное удостоверение, и милиционеры из дежурной части сразу уезжали. Уже позже Анна спросила у матери: «Почему ты с ним тогда не развелась?». Та ответила: «Он бы все равно не оставил меня в покое». После каждого скандала родители мирились и садились выпивать уже вместе. «Мама придумала себе кредо: если она тоже будет пить, отцу меньше достанется», — говорит Анна.

В 18 лет она устроилась на работу и стала жить отдельно от родителей. Ей хотелось поскорее стать самостоятельной и построить свой жизненный сценарий, не похожий на родительский. «Я работала в редакции местного СМИ, и мы с коллегами выпивали по пятницам, — говорит она. — В основном пиво, но бывал и муравьиный спирт. Мне казалось, я знаю, как использовать алкоголь "правильно" — для веселья. А папа использовал его "неправильно" — так, что становился злым и грустным».

Тогда же она впервые вышла замуж. «Мне кажется, я сделала это, чтобы еще сильнее отделиться от родителей», — говорит она. Но получилось наоборот: она как будто вернулась в родительский дом. «У моего мужа тоже был отец с алкоголизмом, — рассказывает Анна. — Он просто целыми днями лежал дома, а жена приносила ему водку. И муж мой тоже пил страшно. Мне пришлось взять на себя роль "взрослой" и постоянно контролировать его». Ее планы и настроение зависели от того, придет ли муж домой трезвым. Однажды он сел за руль пьяным и разбил машину, которая принадлежала родителям Анны.

«Это было невозможно, я развелась с ним, — говорит Анна. — А потом вышла замуж за другого человека. Его отец тоже крепко пил. В семье была байка: будто однажды к ним пришли гости, а отец валялся пьяный. Его закатали в ковер и спрятали на балконе». Этот брак продлился 13 лет и со стороны казался идеальным: молодая пара, квартира, машина, двое детей. Но Анна вспоминает, что все это время «опускалась на самое дно». Ее муж любил приглашать гостей. Он говорил: «Надо купить на стол», ехал в гипермаркет Metro и покупал односолодового виски на 30 тысяч рублей по кредитной карте, чтобы выпить за один вечер.

«Он как будто меня спаивал, — вспоминает она. — Постоянно говорил: "Давай с тобой выпьем". Это стало инструментом контроля: мы общались и выпивали с его друзьями, я перестала видеться с подругами, которые ему не нравились». Муж распоряжался деньгами, которые зарабатывала Анна. Однажды выяснилось, что он установил на ее компьютер программу, которая позволяет ему видеть любой текст, который она набирает на клавиатуре.

«Я была подшофе постоянно, — говорит она. — Мне кажется, из-за алкоголя я пропустила много важных моментов в жизни детей». Когда дочери было три года, ее день рождения решили отметить на даче. Сама дочка уже была там вместе с бабушкой. Анна должна была привезти на праздник торт и подвезти гостей, которые ехали из города. «Перед этим я пила до четырех утра, — говорит она. — Мне было ужасно плохо. Я сделала над собой усилие, все купила, привезла. Но праздник прошел без меня. Дочка прибегала и говорила: "Мама, давай водить хоровод, давай задувать свечки"». Но Анне было не до хороводов — до вечера она пыталась справиться с похмельем, а с детьми занималась бабушка.

Постоянные пьянки, ссоры, похмелье — все это давило на Анну. Ни работа, ни дети не радовали, жизнь стала казаться бессмысленной. По совету подруги Анна решила обратиться к психотерапевту. Сначала на сессиях она обсуждала со специалистом вопросы, не связанные с ее мужем. Она рассказывала «о себе, о детях и родителях». Постепенно, прислушиваясь к себе во время сессий, она стала понимать: муж лишь контролирует ее и шпионит, а в остальном не играет значимой роли в ее жизни — нет ни эмоциональной близости, ни доверия.

Анна осознала, что больше не хочет зависеть от него эмоционально и продолжать с ним отношения. «Я увидела, что уже не связана с ним внутренне, и мне надо "отвязаться" от него внешне», — говорит она. Терапевт посоветовала копить силы и ждать подходящего момента, чтобы уйти. «Я тогда вышла на новую работу, и мне хватило денег, чтобы тайком снять квартиру, — говорит Анна. — Однажды я просто собрала вещи и уехала. Дети были на даче у мамы, мужа не было дома. Своего нового адреса я ему не оставила».

Примерно через полгода Анна бросила пить. «Был чей-то день рождения, я в очередной раз страшно напилась, — говорит она. — Три дня мне было плохо, я не могла даже встать с кровати. И тогда я поняла: мне все это осточертело». Уже через пару месяцев она заметила, что стала лучше спать. Исчезла постоянная тревога, чувство вины и провалы в памяти. Сейчас алкоголя в ее жизни нет уже четыре года. Иногда она может купить безалкогольного пива — хочется сделать несколько глотков в жару. «Дети не помнят, что я когда-то пила, — говорит она. — Я надеюсь, это не успело сильно отразиться на них».

Анна решила, что, когда дети подрастут, она не будет запрещать им пробовать алкоголь и наказывать за эксперименты. Но постарается объяснить, как алкоголь влияет на организм, как формируется зависимость и какие у нее могут быть последствия. Ее отец тоже перестал пить. Он узнал, что у него сахарный диабет, и сумел бросить — испугался за свое здоровье. Но прежним человеком он так и не стал — от него, говорит Анна, «осталась только искорка».

Я же не валяюсь под забором

Если у одного человека в семье есть алкогольная зависимость, его родные оказываются в зоне риска — рано или поздно у них могут возникнуть похожие проблемы. «Часто люди пьют, потому что не справляются со стрессом, — объясняет клинический психолог Александра Меньшикова. — Они не знают других способов регулировать свои эмоции и работать с ними. Алкоголь угнетает нервную систему, притупляет мысли и эмоции. Кажется, что становится легче и проблемы на время отступили». Если ребенок видел, как родители используют спиртное, чтобы «расслабиться», он может неосознанно перенять это поведение. К тому же, такой способ «сбросить напряжение» поощряется в обществе — часто люди с гордостью рассказывают о подвигах, которые они совершили в состоянии опьянения. «Проблему отрицают, — говорит Меньшикова. — Люди говорят: "Я же не валяюсь под забором. Значит, я не алкоголик". Зависимость появляется незаметно: все начинается с того, что для человека становится привычным каждые выходные "отдыхать" в баре за бокалом вина или кружкой пива. Мало кто понимает, что алкогольная зависимость — это расстройство психики, и тут нужна профессиональная помощь».

Иллюстрация бутылки с алкогольным напитком

Но стресс и пример родителей — не единственные факторы риска. У некоторых людей может быть генетическая предрасположенность к зависимостям. «У людей с такой предрасположенностью есть особенности в работе мозга — в областях, которые отвечают за удовольствие, стресс и самоконтроль, — говорит Меньшикова. — Система вознаграждения мозга особенно сильно реагирует на искусственные стимуляторы: алкоголь или наркотики. А когда они исчезают, запускается мощная реакция стресса. При этом префронтальная кора может работать слабее, из-за этого не получается контролировать импульсы».

Именно поэтому некоторым людям бывает особенно тяжело избавиться от зависимостей: бросив пить, они тут же могут начать курить, переедать или играть в азартные игры. В других случаях неумение справляться со стрессом и расслабляться, невозможность испытывать удовольствие и радость без алкоголя или скука толкает людей на очередной срыв. Иногда им может казаться, что склонность к аддикциям непобедима. «Но это не так, — говорит Меньшикова. — Самый трудный шаг — перестать отрицать проблему, осознать ее и решиться на перемены. Я видела, как клиенты меняют свою жизнь: перестают пить, заводят семьи, строят головокружительную карьеру. Человек с зависимостью не обречен, но нужно проделать большую внутреннюю работу и перестроить всю свою жизнь».

Свинячий кайф

«Мои дедушка и бабушка были походниками, — рассказывает Яна Жукова. — У меня остались их альбомы и дневники. Я читаю записи. 1968-й год — им с друзьями по 30-35 лет, они на привале. Алкоголя у них нет. А уже через несколько лет в записях появляется водка, и с тех пор она присутствует постоянно — бабушка пишет, как они с друзьями "отметили" и "выпили"».

Яна — журналист и редактор, ей 44 года. Она выросла в Москве, ее родители, как она говорит, были людьми «интеллигентными, с высшим образованием». Выпивали по праздникам — накрывали стол с вином и шампанским. В конце 1980-х отец ездил в длительные командировки в Чернобыль, и каждый его приезд отмечали. Но, как говорит Яна, «никаких запоев не было». Уже потом, когда она была подростком, начала часто выпивать ее мама, а параллельно с ней и сама Яна.

«Мне 13 лет, — вспоминает она. — Пионерский лагерь "Зеленый шум", новогодняя ночь. Мы спрятались в туалете, и я пью одеколон "Розовая вода" из жестяной чашки с бабочкой». Как раз в это время родители разводились, вспоминает Жукова. Мама влюбилась в художника и стала жить с ним. «Это была богемная история, — говорит Яна. — Именно тогда мама стала много пить».

Позже в жизни Яны появились наркотики — они понравились ей больше, чем спиртное. Казалось, она существует в «чистой измененной реальности». «Я оставалась ночевать у мамы и Юры — ее нового мужа, — рассказывает Жукова. — По утрам они пили водку, прямо за завтраком, с яичницей. Я говорила: "Мама, водка — это свинячий кайф". А по ночам я ходила в клубы и употребляла вещества». Яна вспоминает: они с мамой как будто оказались в разных вселенных. Мама все больше пила, у нее начались проблемы с печенью. Яна почти не выходила из наркотического опьянения. «Тусуешься в выходные, потом день-два отходняк, — говорит она. — Пару дней ты трезвая, а дальше снова идешь в клуб. Как-то я две недели провела в состоянии искаженного сознания. И тогда что-то случилось, какое-то помешательство. Казалось, что я раздвоилась. Как будто образовалось новое существо. Я — отличница и хорошая дочка — отошла на второй план. А эта новая Яна меня заменила. Это было похоже на шизофрению, мне было страшно и тяжело».

Яна видела: маме становится все хуже. Однажды, когда она приехала в гости, мать встретила ее на автобусной остановке, а по пути домой заблудилась. «Будний день, на улице светло, — вспоминает Жукова. — А она пьяна и не ориентируется в пространстве». Матери Яны было 44, когда она умерла от цирроза печени. «Я приехала разобрать ее одежду после смерти, — говорит Яна. — Открыла шкаф, и с полок на меня посыпались бутылки из-под водки. Юра не знал о них — в последние годы даже он не представлял, сколько она пьет». В последний год мать Яны не работала и много времени проводила дома — возможно, она выпивала в одиночестве, пока никто не видел.

Яна помнила «маму из детства»: «Она была очень красивой и как будто окутывала любовью». В последние годы это словно была другая женщина — потерявшая связь с реальностью. «Я хотела, чтобы у меня осталась о ней светлая память, — говорит Яна. — Но вместо этого была чернота. И эта чернота как будто стала частью меня, как черная дыра внутри». Но в тот момент Яна не думала об этом. Она говорит, что «жила, тусовалась» и употребляла все больше наркотиков, чтобы хоть ненадолго испытать «концентрированное счастье».

«Ты как будто вечно раскачиваешься, — говорит она. — Сначала наступает опьянение, ты высоко поднимаешься, а потом падаешь — начинается отходняк. Погружаешься в чувство вины, самобичевания. И в этом мучении тоже есть свой кайф. А потом все снова. Ты не можешь остановиться, подъемы дарят все меньше радости. Появляется усталость. В 23 года я чувствовала, что мне очень скучно жить. Казалось, я знаю, что будет дальше, все предопределено».

Иллюстрация побега от зависимости

Мать Яны умерла в 1998 году. В 1999-м, когда девушке было 22 года, она поехала в командировку в Томск — журнал «Птюч» проводил очередные «Птюч-гастроли» с вечеринкой и полетом на воздушном шаре, Яна должна была писать репортаж. Во время полета шар зацепился за провода высоковольтной линии; корзина с непогашенной горелкой упала на землю. Внутри было шесть человек, одна из промоутеров погибла. «Я лежала, у меня было все переломано. Но шар продолжал гореть, и я на руках отползла в сторону. Это меня спасло», — рассказывает Яна. Этот случай стал для нее символическим. «Я много раз была на краю, — объясняет она. — Но каждый раз успевала отползти в сторону».

Оказавшись так близко к смерти, Яна не бросила пить алкоголь и курить. «Я делала это даже в Сибири, лежа на больничной койке», — говорит она. В 23 года Яна встала на ноги после долгой реабилитации и сразу вернулась к клубной жизни. «Теперь были не только наркотики, но и алкоголь, — говорит она. — В 30 лет я не помнила, чем кончались вечеринки, а потом меня по полдня выворачивало». Она чувствовала: пора завязывать. В 2009 году, на очередной вечеринке, она стояла с бокалом в руке и смотрела на гостей. Это был день рождения ее знакомого, но до именинника никому не было дела — гости «метались по пространству, как волки» и ждали, когда «какой-то Вован» привезет наркотики. Тогда Яна решила, что больше так жить не хочет. Она тут же рассказала старой подруге, что решила завязать с наркотиками. Та возмутилась: как можно отказаться от красивой и веселой жизни? Но Яна была уверена, что поступает правильно.

Она увлеклась духовными практиками и нетрадиционной медициной, стала заниматься медитациями и завела паблик «Свобода vs зависимость» для тех, кто борется с аддикциями. Сейчас Яне 44 года. «Я стала высыпаться, хорошо себя чувствовать, — говорит она. — Раньше, чтобы написать хороший текст, мне нужно было покурить травы или выпить, без этого никак. Теперь я могу это без стимуляторов». Яна объясняет, что долгое время училась принимать и слышать себя. Постепенно она осознала, что мир не делится на черное и белое и что нет «хорошей» и «плохой» Яны, которая когда-то ее подменила. Есть только чувства и желания, которые она долгое время боялась проживать и принимать в себе. «Я поняла, что я — разная, — говорит она. — И не делю себя на двух разных людей».

Яна долгое время продолжала общаться с Юрой — маминым мужем. Он больше 20 лет был одинок — «хранил память» о возлюбленной. Все это время он продолжал пить. Когда врачи диагностировали у него цирроз печени, он рассказал об этом с гордостью. «Как будто радовался, что у него диагноз, как у мамы», — говорит Яна. Ей становилось все труднее с ним общаться — они снова оказались в разных вселенных. Яна решила «отойти в сторону» и в последние годы только поздравляла его с праздниками. «Юра говорил: "Скорее бы все закончилось", — вспоминает Жукова. — Его не стало в январе 2020-го. Казалось, он всю жизнь таскал на себе тяжесть, оставшуюся после смерти мамы. И я тоже ее таскала».

«Часто такое случается с людьми добрыми»

«Исследования показывают: по мере того, как у одного человека развивается зависимость, в поведении его родных и близких тоже происходят характерные изменения, — говорит психиатр-нарколог, соавтор программы SoberOne Марат Агинян. — Человек становится все больше зависим от алкоголя, а его партнер или близкий — от этого зависимого человека и его состояний». Те, кого называют «созависимыми», как будто перестают жить собственной жизнью. Все их внимание сконцентрировано на «больном»: в каком он настроении, пил он сегодня или нет? А вдруг он обманывает? «Такое бывает не только при алкогольной зависимости, — объясняет Агинян. — Но и при психических расстройствах, и при некоторых особенностях характера».

Если человек годами пытается «помочь» своему близкому и «вытащить» его, он начинает испытывать постоянное беспокойство. Ему кажется, что он может повлиять на ситуацию: подобрать правильные слова, чтобы не расстроить любимого человека и не «спровоцировать» его на очередной срыв. «Правильно» поддержать его. Но это не работает. Зависимый снова срывается, а его партнер или родственник винит во всем себя, ищет новые стратегии коммуникации. Постепенно человек в таких отношениях может утратить связь с самим собой, перестать обращать внимание на собственные эмоции и желания. Он привыкает тщательно подбирать слова и продумывать сложные схемы, чтобы выстроить общение с зависимым, перестает напрямую говорить о своих мыслях и чувствах.

Впервые на этот феномен обратили внимание в 1930-е годы в США. Биржевой маклер Билл Уилсон после долгих лет запоев и мучений бросил пить и вместе с товарищами основал сообщество Анонимных алкоголиков. Группа собиралась регулярно: люди с аддикцией поддерживали друг друга, делились опытом. Многие из них, как и Уилсон, бросали пить.

Жена Билла Уилсона — Лоис — заметила, что, хотя ее супруг перестал уходить в запои, счастлива она не стала. За те годы, что он пил, она привыкла к постоянным колебаниям: Билл обещал завязать, у нее появлялась надежда и радость. Он срывался, она снова огорчалась. «Спасение» Билла стало для нее смыслом жизни, а собственные цели отошли на второй план, и теперь она мучилась. Оказалось, что и другие жены участников группы АА переживают похожие сложности. Тогда они стали создавать собственные группы самопомощи и поддерживать друг друга.

В 1970-е годы в некоторых реабилитационных клиниках США стали использовать термин «созависимость», а в 1990-е годы психиатр Тиммен Чермак предложил рассматривать это состояние как отдельное расстройство и включить в справочник DSM. Но ему не удалось убедить комиссию: критерии для определения созависимости были недостаточно четкими.

Как объясняет Агинян, сегодня не все эксперты признают термин «созависимость». Концепция «созависимости» как бы предполагает, что человек «болен», будто бы он нуждается в небезопасном и нестабильном партнерстве из-за своей «созависимости». Кто-то может даже подумать, что это доставляет ему удовольствие. Но это совсем не так. «Лично я думаю, что этот термин стигматизирует, — говорит психиатр. — Мне ближе концепция привязанности Джона Боулби. Привязанность может быть безопасной и небезопасной. И часто люди, чьей привязанности что-то угрожает, могут "включать" определенные поведенческие стратегии. Это естественно. Часто такое случается с людьми добрыми, сострадающими, которые не могут пройти мимо чужого горя. Не уверен, что это можно рассматривать как расстройство».

И тем не менее, благодаря исследованиям Тиммена Чермака, стало очевидно: людям, которые живут с зависимым, тоже нужна помощь и поддержка. «Если вы оказались в такой ситуации, вам в первую очередь надо понять: вы не способны контролировать жизнь и психику другого человека, — говорит Агинян. — И пока вы пытаетесь это делать, он точно не изменится. Нужно научиться заботиться о себе и выстраивать личные границы. Говорить "нет", искать поддержки у друзей и в группах самопомощи».

Никто не превращается в чудовище специально

«В детстве я любила маму, — говорит художница Екатерина Миншарапова. — Она уходила встречаться с друзьями, а я хотела, чтобы она осталась дома. Потом, когда я выросла, я, наоборот, мечтала, чтобы она подольше не возвращалась. И иногда, действительно, ее не было несколько дней».

Екатерина вспоминает: мама была женщиной строгой, немного отстраненной. Она редко выражала эмоции. «Вечером она заходила ко мне, — рассказывает Миншарапова. — Я притворялась, что сплю, и она меня целовала. Это было единственное проявление нежности, которое она могла себе позволить». При этом мать была ответственной и трудолюбивой. Но все менялось, когда она выпивала. «Я приходила домой и видела бутылку "Охоты крепкой", — говорит Екатерина. — И сразу чувствовала разочарование. Я знала, что одной бутылкой не обойдется». Опьянев, мать становилась агрессивной, грозилась всех убить, запиралась в ванной и кричала, что вскроет себе вены. Миншарапова вспоминает, что «у нее становился безумный взгляд и закатывались глаза».

«Было странное чувство раздвоенности, — говорит Екатерина, — несовместимости двух образов: трезвой мамы и пьяной. Это было мучительное ощущение». Сначала мама пила вне дома. Потом стала делать это в квартире: к ней часто приходили «неприятные люди». «Я боялась их, — рассказывает Миншарапова. — Какой-то мужчина мог зайти в ванную, пока я мылась. Прибегала бабушка и выгоняла его».

Однажды маму принесли домой какие-то люди — она была голая, грязная и не могла вразумительно объяснить, что произошло. «По обрывкам разговоров я поняла, что ее много раз насиловали, — говорит Екатерина. — В том числе и мужчины, которые приходили к нам домой». Наутро мать осматривала свои синяки и ссадины и не понимала, откуда они взялись. Ей рассказывали, что накануне она была пьяна и вела себя неадекватно, но она все отрицала.

«Иногда, когда мама была пьяна, она звала меня к себе в комнату, — рассказывает Миншарапова. — Просила лечь рядом с ней, говорила, как она меня любит. Ужасно пахло перегаром, все это было мне отвратительно. Я как будто мысленно сжималась и исчезала из собственного тела».

Иллюстрация избавления от алкогольной зависимости

Много раз мать засыпала с непотушенным окурком — приходилось постоянно следить за ней. На диванах и коврах были прожженные дыры. В 16 лет Екатерина переехала к другой бабушке, по папиной линии. «Помню, как я уходила из дома, — говорит она. — В коридоре было темно, все завалено хламом. На кухне тараканы буквально падают с потолка. В половине квартиры не горит свет, а по комнатам бегают крысы, и слышен их визг». Уже после ее отъезда мать снова заснула с сигаретой — на этот раз ее никто не успел убрать. Она погибла, отравившись угарным газом. «Бабушка после смерти мамы не прожила долго, — рассказывает Екатерина. — Они постоянно ссорились, но как будто не могли друг без друга».

Уйдя из дома, она постаралась забыть все, что происходило до того. Но, становясь старше, Екатерина стала иногда узнавать в себе маму. «Я редко пила, — говорит она. — Но если начинала, не могла остановиться вовремя. Впадала в неадекватное состояние, а потом были провалы в памяти». В компаниях она вела себя замкнуто. Она говорит, что у нее не получалось подружиться со «свободными и расслабленными» людьми — казалось, что они из другого мира и никогда ее не поймут.

Екатерине 31 год. В августе 2016 года, когда ей было 27, Екатерина пришла в группу ВДА — «Взрослые дети алкоголиков». Это сообщество, построенное по системе «12 шагов» — так же, как и «Анонимные алкоголики». Девушка говорит, что пришла на собрание «просто за компанию» с другом. Она слушала, как люди рассказывают свои истории: в них были алкоголь, насилие, пренебрежение. Екатерина с детства привыкла, что никому нельзя рассказывать о том, что происходит дома, но в этой группе осознала, что историями можно делиться. «Я всегда чувствовала себя одинокой и непонятой, — говорит она. — А теперь поняла, что есть и другие люди с похожим опытом».

Она начала выполнять «шаги». Первым делом нужно было признать — то, что запомнилось ей в детстве, действительно происходило. Эти события повлияли на нее, и она никак не может вернуться в прошлое и изменить их. «Дисфункциональные семьи бывают разными, — объясняет Екатерина. — Где-то родители пьют, а где-то — эмоционально холодны. Одни семьи живут богато, другие — бедно. Но увидеть и признать проблему — для всех одинаково сложно».

Трудно было научиться доверию. «Многие из нас привыкли ничего не рассказывать, никому не доверять и ничего не чувствовать,— рассказывает Миншарапова. — Теперь, в группе, мы постепенно начали это делать. Казалось, как будто в нас годами копился гной. И теперь он наконец стал выходить». Параллельно с «шагами» Екатерина стала заниматься с психологом. Теперь, думая о матери, она все чаще спрашивала себя, почему с ней все это случилось. Миншарапова не была знакома со своим дедом, но знала, что он тоже сильно выпивал. «Ты смотришь на ситуацию шире, — говорит она. — Понимаешь, почему человек таким стал. Никто ведь не превращается в чудовище специально». Раньше она испытывала по отношению к к матери только злость. Теперь появилась грусть — от того, что ее жизнь так сложилась, что она мучилась от страшной зависимости и не смогла справиться. «Я ее простила, — говорит Миншарапова. — И теперь мне уже не больно».

И все-таки, несмотря на улучшения, Екатерина осознает, что детство оставило в ее жизни серьезный отпечаток. «Механизмы психики, выработанные в детстве, отравляют настоящее, — говорит она. — Часть меня не верит, что у меня могут быть здоровые, гармоничные, счастливые отношения». Она признается: в ее жизни были случаи, когда она неосознанно «все портила» в отношениях с людьми. «Рана, полученная в детстве, — надлом и потерянное доверие к родителям — оставили глубокую боль, над которой приходится работать ежедневно», — говорит она. Екатерина знает: начать жизнь с чистого листа невозможно. Но можно научиться жить со своими травмами так, чтобы они не разрушали ее жизнь в настоящем — хотя для этого и нужно прикладывать много усилий.

В 2016 году Екатерина полностью отказалась от алкоголя. Сейчас она замужем, и ее супруг тоже не употребляет спиртное. Она говорит, что «счастлива быть в полной трезвости». Екатерина занимается йогой, медитациями, пишет портреты на заказ. Осенью 2019 года она закончила проходить «шаги», а еще получила дополнительное психологическое образование. «Я хочу помочь другим, — говорит Екатерина. — Тем, кто тоже прошел через такую боль. Хочется показать им, что из замкнутого круга можно выйти».

Редактор
Иллюстрации
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.