Дорога костей

История двух студентов, которые поехали из Якутска в Магадан — и попали в северный ледяной кошмар

Поздней осенью 2020 года два лучших друга, едва отметивших совершеннолетие, — Владислав Истомин и Сергей Устинов — втайне от родных отправились в путешествие. Подростки решили проехать две тысячи километров между Якутском и их родным поселком Ола под Магаданом на подержанной «Тойоте». Через день после начала пути, когда температура в Якутии опустилась ниже минус сорока, друзья перестали выходить на связь. Искать их начали спустя два дня; поиски заняли еще четыре. Спецкор «Холода» Мария Карпенко повторила маршрут Сергея и Владислава — и рассказала историю их путешествия по самому холодному региону России.

Автомобиль движется по Якутску, но города из окна не увидеть: он весь белый. Между небом и покрытыми снегом улицами — густой туман, сквозь который едва проступают толстые от инея верхушки деревьев. Каждая машина, которая проезжает по дороге, оставляет за собой неподвижное облако выхлопного газа — как будто на лобовое стекло плеснули молока.

Федеральная трасса «Колыма», которая соединяет Якутск и Магадан, оживает с наступлением морозов, когда встают реки Лена и Алдан: часть маршрута пролегает по льду. Пока лед не встал, переправы приходится преодолевать на пароме. Путь занимает трое, а то и четверо суток. Прежде чем пуститься в дорогу, водители утепляют машины: стелят линолеум на пол, укутывают войлоком двигатель. Чтобы окна не покрывались инеем, устанавливают двойные стекла — из-за них вместо одного знака на обочине виднеются два.

Что машина свернула на «зимник» — то есть на лед, — понятно даже в тумане: хвойный лес вокруг трассы сменяется пустотой, посреди которой торчит только будка спасателей. На ее стене — оранжевый спасательный круг с надписью «Подать утопающему».

У кромки дороги, где накатанный «зимник» переходит в снежную целину, останавливается машина. Из нее выходит водитель с пакетом в руках. Вытаскивает из пакета три оладушка и кладет на снег. Ехать по льду, когда видимость почти нулевая, опасно — и водители кормят духов, чтобы они помогли им добраться до пункта назначения.

Спустя 10 часов пути в сторону Магадана на горизонте сквозь туман проступают сопки. Дорога идет в гору, воздух с каждым километром становится холоднее. Еще несколько горных перевалов, и покажется Оймяконская долина — одно из самых холодных мест на планете.

Главная точка на этом участке трассы — заправочная станция и кафе около села Кюбеме, которое местные с юмором назвали «Куба». Снаружи на обшитой листовым железом стене — фотообои под стать названию: море, пальмы и перелетные птицы. Прогноз погоды не посмотреть — мобильной сети нет, да и телефон на морозе работает не дольше 30 секунд, — но привинченный тут же термометр показывает -50. Не заехать на Кубу по пути из Якутска в Магадан невозможно: на десятки километров вокруг больше негде ни заправиться, ни поесть.

Здесь, у села Кюбеме, дорога раздваивается. Главная федеральная трасса уходит на север, к поселку золотодобытчиков Усть-Нера, самому многолюдному и развитому в Оймяконском районе. Делает крюк и спускается южнее, к берегу Охотского моря — в Магадан. Этой дорогой едут все: и таксисты, и дальнобойщики.

Теоретически можно съехать с главной трассы и повернуть на другую, неширокую и разбитую: если основная дорога ведет машины в объезд, то эта идет от Кюбеме в сторону Магаданской области по прямой. Это Старая Колымская дорога, исторический тракт, построенный в 1940-е годы заключенными местных лагерей. Из-за жестоких условий работы эту дорогу стали называть «дорогой на человеческих костях» — и в современном государственном реестре ее официальное название именно такое: «Дорога костей».

В прошлом основной путь в Магадан проходил именно здесь: от Кюбеме — через гряду поселков в центре Оймяконской долины — к границе с Магаданской областью. Когда построили новую трассу, старая опустела. Каждую весну старую дорогу смывали потоки воды с сопок, и постепенно самый восточный ее участок стал почти непроходимым.

Теперь нормальный участок дороги обрывается возле Томтора — деревни на несколько сотен домов у подножья сопки. Это место известно как Полюс холода: именно здесь 90 лет назад зафиксировали температуру в -67,7 градусов — одну из самых низких в истории метеонаблюдений.

Дорога костей

На развилку у села Кюбеме в конце ноября 2020 года приехала и белая легковая «Тойота». В машине были двое 18-летних парней — лучшие друзья Сергей Устинов и Владислав Истомин. Они перегоняли машину из Якутска в родной поселок Ола под Магаданом. 

Навигатор Google Maps построил им два маршрута от Кюбеме до Магадана. Длинный — по основной трассе. И короткий — через центр Оймяконской долины. Парни выбрали короткий. Их белая «Тойота» свернула на Старую Колымскую дорогу и скрылась в плотном белом облаке выхлопного газа.

В конце ноября 2020 года студент Сергей Устинов не пришел на занятия в техникум. Куратор первого курса Евгения Ильина удивилась: Сергей претендовал на губернаторскую стипендию и исправно посещал училище. Преподавательница написала первокурснику сообщение, но тот ответил «что-то невнятное: живот, мол, скрутило». О том, что в этот момент ее подопечный был за две тысячи километров от Олы — в Якутске, — она узнала только спустя три дня, когда весь поселок заговорил о том, что Сергей и его друг Владислав Истомин пропали.

Влад и Сергей учились в одном классе, но Истомин, получив неполное среднее образование, ушел в техникум учиться на механика, а Устинов остался в школе еще на два года. Он собирался поступить в университет и стать инженером геологоразведки — перспективная профессия для богатой золотом Магаданской области. Но нескольких баллов ЕГЭ не хватило — и в итоге тоже пришлось идти в техникум.

Дорога костей
Сергей Устинов и его мать Галина Исмагилова. Фото из соцсетей Галины Исмагиловой

Оказавшись в одном училище, бывшие одноклассники сблизились, хотя по характеру были совсем разными. «Сережа — не любитель драйва. Взрослые студенты каждый вечер с девочками тусуются, а Сережа выйдет погулять со своей компанией и пойдет домой. А Влад — как раз из тех, у кого машины, девочки, разборки с какими-то типами… Они как две разные половинки», — рассказывает 16-летний Максим (имя несовершеннолетнего изменено), который учился с Сергеем Устиновым на первом курсе техникума.

Мать Устинова, работница пекарни Галина Исмагилова, тоже удивлялась этой дружбе. Сын казался ей домашним мальчиком: встречал ее около работы по вечерам, чтобы проводить домой, не гулял допоздна. Образ жизни Влада был другим. Иногда Сергей, по словам Галины, занимал у нее несколько тысяч рублей, чтобы помочь другу, который проиграл деньги «в игры». «У нас насчет Влада были перепалки, — вспоминает она. — Но сын мне сказал: “Мам, друзей не выбирают”».

В сентябре 2020 года Владислав Истомин купил во Владивостоке белую подержанную «Тойоту Чайзер». Это была его первая машина. Прав Влад к тому моменту еще не получил — но водить, как говорит его одноклассник, умел: научил дед. Вместе с однокурсником по имени Сергей Бушуев, у которого права уже были, Влад поехал перегонять «Тойоту» из Владивостока в Олу: парни планировали преодолеть почти пять тысяч километров. Но на середине пути — в Якутске — машина сломалась. Пришлось оставить ее на станции техобслуживания и улететь в родной поселок.

Спустя два месяца, когда Влад собрался завершить начатое, однокурсник составить ему компанию отказался: в техникуме началась сессия. Тогда Влад позвал в поездку лучшего друга. Сергей Устинов на роль напарника подходил куда меньше: у него не было ни прав, ни навыков вождения.

Мать Сергея, когда услышала об этой идее, ехать ему категорически запретила. «Я сказала: даже не думай, тема закрыта, — вспоминает она. — Одежды у тебя теплой нет, вы не подготовлены. Я же понимаю, что это такое — сколько там градусов, блин! Географию мы все проходили в школе».

Вечером 25 ноября Сергей не пришел домой ночевать — предупредил мать, что останется «вместе с Владом у девчонок». Весь следующий день Галина Исмагилова не могла связаться с сыном: на звонки и сообщения он не отвечал. Только вечером 26 ноября Сергей позвонил матери и огорошил: они с Владом уже в Якутске.

Дорога костей
Якутск зимой

В день, когда парни вылетели из Магадана, в их родном поселке было всего -8. Влад оделся совсем легко: в демисезонную куртку и кепку. Домашний Сережа — чуть теплее: в спортивные штаны, пуховик и шапку. На ногах у обоих парней были кроссовки. Когда они приземлились, в Якутске было -21 — и стремительно холодало. 

27 ноября сын прислал Исмагиловой скриншот из Google Maps, на котором видно, что их машина удаляется от Якутска. На следующий день в половину пятого вечера Галина созвонилась с сыном: «Он сказал: “Мама, мы проехали…” — а что проехали, кусками услышала, не могла понять, какой поселок. Говорит: “Ты меня не теряй — сейчас связи не будет”».

Галина Исмагилова терпеливо ждала, пока сын выйдет на связь. «Вечером звоню — тишина, ночью звоню — тишина, утром звоню — тишина, думаю, да что ж так долго! На работе спрашиваю, мне говорят — да, на трассе сто километров вообще связи нет. Ну, думаю, может, где-то остановились». Только вечером 30 ноября, придя домой с работы, она набрала номер 112. К тому моменту мальчики уже больше двух суток были вне зоны действия сети.

Старшая сестра Сергея Устинова Юлия Зубок, продавщица из чукотского города Билибино, утром 1 декабря собирала в школу сына, когда ей пришло сообщение от матери. «Мама написала: “Сережа пропал, не выходит на связь, я не знаю, где он”, — вспоминает Юлия. — Я ей ответила: “Сегодня 1 декабря, а не 1 апреля, че за шутки!”. Она мне пишет: “Да какие шутки!”».

Дорога костей
Сергей Устинов с сестрой Юлией. Фото из соцсетей Галины Исмагиловой

Юлия уехала из поселка Ола на Чукотку, за тысячу с лишним километров, пять лет назад вслед за мужем. В детстве она часто слышала от матери, что им с Сережей сам бог велел поменяться характерами: «Я пробивная, жесткая, могу за себя постоять. А брат более пассивный. Он 50 раз обдумает, прежде чем делать, а я — наоборот. Сережа с мамой всегда советовался, взвешивал. Поэтому я и подумала, что это вообще прикол какой-то — как он мог уйти, уехать, улететь тем более!».

Семья Устиновых переехала в поселок Ола, когда сыну было шесть. До этого они жили в крохотном селе Чайбуха — оно тоже стоит на берегу Охотского моря, но на тысячу километров восточнее. В начале 2000-х предприятия в Чайбухе закрылись, село стало вымирать, и власти стали расселять его как «неперспективное». Пока Сергей был маленький, на Юлию как на старшую ложилась и работа по дому, и ответственность за брата. Водопровода в Чайбухе не было: водовозка между домами ездила только летом, а зимой дочь вместе с отцом ходила на реку колоть лед. «Лом, мешки. Наломал, насобирал — на тележку положил, пришел домой, в бочку бросил, — вспоминает Зубок. — Печка топится, лед оттаял». Дома в ванне с нагретой талой водой купался только маленький Сережа — остальные ходили мыться на электростанцию, где работал техником отец.

Родители брали Юлию с собой и рыбачить, и в тайгу собирать ягоду. На охоту она не рвалась: слишком опасно. «Помню, ягоду собираем — я встала, смотрю, силуэт человека вдалеке. Маме говорю: “О, кто-то еще с нами ягоду собирает!” А мама говорит: “Какую ягоду, это, нахер, медведь! Пошли!”. И мы быстро-быстро домой», — рассказывает она. В шеститысячном поселке Ола жизнь оказалась куда проще, чем в суровой Чайбухе — и сестра считает, что детство Сережи было «домашним, городским».

1 декабря, отправив сына в школу, Юлия созвонилась с матерью. Та рассказала, что накануне к ней домой пришел следователь уголовного розыска Ольского отдела МВД и принял заявление о пропаже Сергея. Одновременно с ней заявление подал дед Влада Истомина. Он рассказал следователю, что вместе с внуком из дома пропали скопленные деньги. После этого, утверждает мать Устинова, у полицейских родилась версия: подростки не выходят на связь, потому что «куражат» в каком-нибудь поселке. То же самое следователь сказал и Зубок, когда она ему позвонила. «Я спросила, что вообще делать, — вспоминает она. — А он мне: ну, я откуда знаю, 18 лет, мало ли в таком возрасте — могли загулять». И мать, и сестра были уверены, что тут что-то не так: Сергей — не из тех, кто стал бы веселиться, выключив телефон, за тысячи километров от дома.

Юлия запаниковала. Она решила, что брата нужно искать самой. «Спрашиваю мужа: так, от нас нет самолетов до Якутска? Говорит: нет. А у нас от Билибино до Якутска тоже есть зимники, — рассказывает Зубок. — Мужу говорю: можем на машине поехать! Он мне: ты далеко уедешь? Дорога не чищена. Я говорю: можем попросить знакомых, которые в поселках на полпути живут, они нам прочистят! У меня была в голове тысяча идей. Я бы поехала — но муж сказал, что я больная на голову».

Тогда сестра Сергея стала писать объявления о пропаже парней в якутских и магаданских сообществах в инстаграме. Откликнулся бывший дальнобойщик Валерий, который «знал колымскую трассу наизусть»: предложил обзвонить поселки, мимо которых пролегает дорога. «Он мне написал: кроме федеральной, есть еще старая дорога. Но она закрыта. Ее можно не рассматривать вообще. Там раньше, в 1980-х годах, ездили, а потом открыли официальную трассу, и сейчас люди ездят там». 

Дорога костей
Поселок Усть-Нера, через который пролегает официальная трасса между Якутией и Магаданом

Так Юлия узнала, что между Якутском и Магаданом существует альтернативный маршрут. «Я стала следователя долбить, что есть и старая дорога, надо ее проверить, — вспоминает она. — А он говорит: нет-нет, надо смотреть не туда».

Уже на следующий день после того, как Сергей и Влад перестали выходить на связь, в Якутии резко похолодало. С -29 температура упала до -39 и продолжала снижаться.

В Томторе о том, что где-то на дороге от Якутска до Магадана пропали двое молодых людей, знали: ориентировки ходили по группам в Whatsapp. Но внимания на эти новости жители села не обращали. «Когда едут до Магадана, никто сюда не заезжает. [На старой дороге] — мост полуразрушенный, только охотники и рыболовы [по нему ездят]. Где охотники остановились — там и дорога остановится. Она неэксплуатируемая, уже, считай, бесхозная», — объясняет замглавы администрации поселения Саргылана Можукова. Поисковая операция шла за 400 километров отсюда — в поселке Усть-Нера.

Дорога костей
Поселок Усть-Нера

Там полицейские узнали о пропаже Истомина и Устинова 1 декабря — на следующий день после того, как мать Сергея подала заявление в полицию. К тому моменту, как ориентировку получил замначальника отдела полиции по Оймяконскому району Александр Романов, подростки не выходили на связь уже около трех суток.

Федеральная трасса в то время была почти пустой, говорит полицейский: лед на реках еще не встал, для грузовиков проезд был закрыт. Немногочисленных водителей и сотрудников придорожных кафе сотрудники МВД попросили высматривать белый «Чайзер». Трасса «Колыма» вся состоит из горных перевалов, склонов, прижимов, и парни запросто могли улететь в кювет, рассуждал Александр Романов. Но шансов, что проезжающие водители обнаружат пропавших, было немного: в конце ноября район завалило снегом, белую машину на обочине под сугробом вряд ли кто-то заметил бы. К тому же началась полярная ночь: в 11 утра светало, через четыре часа — уже темнело.

Дорога костей
Замначальника отдела полиции по Оймяконскому району Александр Романов

«Мы опросили людей. Больше [сделать было] нечего, — объясняет Александр Романов. — Температура — минус 45-50, мы находимся на полюсе холода. И просто так впустую, без подтверждающей информации, направлять [сотрудников] по трассе — это рискованно нам самим. Из-за холода. Всякое может случиться: технику можно потерять, людей, а штат маленький. Запросто колесо может спустить, и, если запаски не хватит… Бензин может закончиться, а бензин у нас лимитированный».

Без данных о том, где в последний раз видели подростков, поиск был безнадежен, признает полицейский: «Только если бы мы, бросив всю работу в районе, утеплив все машины, проехали бы по трассе в обе стороны: в один конец 140 километров, в другой конец 300. Авиации у нас нет». Для поиска нужен был биллинг — он мог показать, где в последний раз подключался к сети телефон кого-то из пропавших. Но биллинг магаданские коллеги не присылали.

3 декабря старшая сестра Сергея Юлия Зубок очнулась от наркоза в больнице после запланированной операции. Отказавшись от предложения врача провести пару дней в стационаре, она пошла домой. С момента исчезновения ее брата прошло уже пять дней, и ей казалось, что правоохранительным органам на поиски «плевать». Она решила заняться обзвоном сама. Ей не давала покоя версия о том, что мальчики могли поехать не по главной трассе, а по старой.

В голове после наркоза был туман, вспоминает Юлия: «Не понимала, от чего мне отталкиваться, куда звонить. Там карта такая — пятьдесят поселков, столько названий, все не на русском». Она позвала домой сестру мужа, посадила ее искать в интернете телефоны, положила перед собой листок бумаги и стала чертить на нем возможный маршрут через неизвестную ей республику. 

Дорога костей

Начать поиск Зубок решила с заправки у села Кюбеме: все тот же дальнобойщик Валерий из инстаграма объяснил, что это главный перевалочный пункт на трассе, который невозможно проехать. «Позвонила парню — работнику заправки на Кубе. А он разговаривает, как нерусский, половину не понимала вообще. Все слова — в одном числе, в одном роде… Пытается что-то сказать, а я ему: “Вы вообще по-русски умеете разговаривать?!”. Психую, — вспоминает Юлия. — Он мне говорит: вам надо в Томтор позвонить. Я говорю: это что вообще такое? Он говорит: поселок рядом. Таксисты, которые приезжали на заправку, видели их там».

Утром 4 декабря у томторского участкового Дениса Слепцова зазвонил телефон. Его начальник из Оймякона Александр Романов попросил проверить информацию о том, что через село могли проезжать пропавшие молодые люди из Магаданской области. Томторский полицейский в первую минуту не придал этому большого значения — поскольку не верил в то, что эта версия может оказаться правдивой. Его скепсис разделял и сам Романов: «Ну что они могли делать в Томторе? Человек, который едет в Магадан, никак не может заехать в Томтор. Это село не на основной федеральной трассе, а на проселочной дороге».

Однако именно такое местоположение Устинова и Истомина следовало из данных биллинга, которые в Оймяконский отдел МВД после обеда 3 декабря наконец передали из магаданской полиции. Телефон одного из парней в последний раз подключался именно к томторской вышке.

Получив указания от начальства, Денис Слепцов написал в сельские группы в Whatsapp, опросил таксистов и владельцев гостиниц — но ни от кого ничего не добился. Он рассудил: если парни заехали в Томтор, то точно побывали на заправке — она здесь одна, в соседнем селе Куйдусун. А почти сразу за ней нормальная дорога кончается — и начинается заброшенный, почти непроходимый, безлюдный участок Старой Колымской трассы. 

Дорога костей
Участковый Денис Слепцов

Время в тот день шло быстро, вспоминает участковый, хотя ничем другим, кроме поиска парней, он не занимался. На заправку полицейский приехал уже после обеда. Попросил записи с камер видеонаблюдения, но оператор отказала: велела писать официальный запрос на почту.

Времени на то, чтобы оформлять бумаги, у Дениса Слепцова не было. Пришлось ехать обратно в Томтор. Просить начальство помочь обойти формальности. Ждать, пока начальство договорится. Снова ехать на заправку. 

Смотреть видеозаписи участковый сел прямо там, в заправочном павильоне. Смотрел на ускоренной перемотке, но процесс все равно занял несколько часов. Когда полицейский увидел на мониторе белый «Чайзер» и двух молодых людей рядом с ним, был уже поздний вечер.

На камере было видно: минут десять парни заправлялись, потом подъехали к пекарне неподалеку, но сразу вернулись — скорее всего, она была закрыта. Постояли немного и отправились обратно — в сторону Томтора. «У меня на душе спокойно стало. Фух, думаю, уехали оттуда», — вспоминает Денис Слепцов. Чтобы подстраховаться, он решил посмотреть, что происходит на записи дальше. Через 30 минут машина снова появилась под видеокамерами куйдусунской заправки. Пронеслась мимо нее и въехала на непроходимый участок Старой Колымской дороги.

Отказываясь в это верить, Денис Слепцов промотал записи на несколько часов вперед: «Может, все-таки повернули обратно». В нескольких километрах от заправки старую дорогу пересекает река Индигирка, и мост через нее почти обрушился. Участковый надеялся, что парни доехали до переправы, поняли, что дороги нет, и вернулись в Томтор.

Но белый «Чайзер» на видео больше не появлялся. Было около восьми вечера, когда участковый принял решение ехать на поиски. Выкатил казенный внедорожник «Патриот», одолжил у главы поселка спутниковый телефон — мобильной связи на историческом тракте нет —  и стал звонить односельчанам, которые знают старую дорогу: сам он по ней ни разу в жизни не ездил.

Пожарный Степан Сидоров в тот вечер вернулся с охоты и ремонтировал в гараже машину. «Звонит Денис. Говорит: поехали вместе на переправу, — вспоминает он. — Я спрашиваю: что случилось? А он: потом объясню». О том, что они едут искать пропавших, Степан узнал только по пути. Не поверил: «Говорю, как они могли сюда поехать? Дороги нет же, одно направление».

«Мы хотели сперва просто дорогу посмотреть, — рассказывает Вакемар Николаев, второй местный житель, которого участковый позвал на подмогу. —  Проверить, есть ли иномарочный след». Обычно за мостом через Индигирку дорогу не видно — просто снежная целина, проехать по которой «Чайзер» не смог бы. Однако проехав переправу, мужчины увидели, что дорога сильно накатана.

В 60 километрах от Томтора по старой трассе расположена конебаза. В конце ноября — начале декабря там как раз шел забой жеребят — мясо развозили по соседним селам. Примерно в то же время вдоль старой дороги рабочие на нескольких машинах тянули оптоволокно. Да и охотники в конце осени, пока не ударили экстремальные морозы, ездили на вездеходах в тайгу. Поэтому автомобильных следов на обычно безлюдной дороге было много, — и они уже были присыпаны свежевыпавшим снегом.

Через каждые несколько километров Денис Слепцов останавливал УАЗик, и мужчины с фонариками выходили на дорогу разглядывать отпечатки шин. «Следы были слишком протекторные, от большой машины, а у них-то маленькая. Я думал: куда пропали? Может, я недостаточно записи с камер вперед промотал?» — рассказывает он. «Конечно, сомневались, — вспоминает Вакемар Николаев. —  Но у Дениса инстинкт сработал: давай, говорит, поедем дальше». 

К тому моменту подростки не выходили на связь больше шести суток. 

В последний раз о том, что кто-то попытался преодолеть путь между Магаданом и Якутском по Старой Колымской дороге, жители Томтора слышали еще в нулевые. «Машина с контрабандным золотом ехала, иномарка. Муж с женой. Тогда дорогу еще чистили, но они все равно не смогли проехать — сломались. Пешком дошли до села. Жизнь себе спасли, но менты их арестовали, поймали с золотом», — рассказывает местный житель Степан Сидоров.

В конце 1990-х Степан и сам водил грузовик по Старой Колымской дороге, а сейчас работает в пожарной охране. Зарплата — 35 тысяч рублей в месяц, а цены на продукты в Томторе выше московских в два-три раза: настолько сложно их доставлять в отрезанное от мира село. Выживает Степан, как и все здесь, за счет охоты: ходит на дикого оленя и лося и запасает мясо на зиму. «У нас весной в поселке никого не найдешь из мужиков, все в лесу, — говорит Сидоров. — Не столько Новый год, сколько охоту весеннюю ждут».

Именно охотиться и рыбачить жители Томтора ездят по заброшенной части Старой Колымской дороги. Проезжают на снегоходах несколько десятков километров в сторону Магадана и сворачивают в тайгу.

«Этой дороги все боятся, — говорит Степан. — Если я по ней уехал, моя жена начеку сидит. Чтобы если не вернулся, начать друзей подымать». Тесть Степана — тоже охотник — несколько лет назад уехал по старой дороге в тайгу. Ночью в палатке в канистру с бензином попала искра, и все сгорело: и снегоход, и одежда. Охотник пешком, в одних кальсонах и тельняшке, пошел через тайгу к дороге. Не дошел полкилометра. Когда его нашли, он был наполовину раздет: перед смертью замерзающим становится жарко, и они снимают одежду.

Почти каждому охотнику в Томторе случалось пешком проходить по несколько десятков километров, чтобы вернуться из тайги домой: на морозе техника часто ломается. «На УАЗике если ехать, пол-УАЗика с собой везти надо запчастей, — объясняет Степан. — Я если в лес еду, обязательно беру валенки, ватные штаны, куртку запасную, котелок беру, топор. Даже если ненадолго. В машине лежит — не мешает. Всякое может быть. Дорога же не прощает».

Дорога костей
Житель Томтора Степан Сидоров

О том, как строилась Старая Колымская дорога, в поселке помнят по рассказам старших родственников. Однажды в 1941 году жители Оймяконской долины увидели толпы чужаков, которых привезли на машинах из Магадана. Это были заключенные, отданные в подчинение «Дальстрою», государственному тресту, который осваивал Колыму. «Отец мой работал [в то время] продавцом, — вспоминала жительница Томтора Мария Тихомирова. — В один день в магазин зашла толпа женщин, которых везли на машине. Одна из них взяла на руки моего брата Юру и долго плакала, прижимая его к себе: видать, у нее был где-то ребенок. Но после их ухода отец обнаружил, что пропали два рулона ткани. Сообщил об этом в милицию. Оказалось, эти женщины незаметно вытащили рулоны железным багром с крюком на конце. Часть ткани они успели пустить на портянки. А часть вернули в магазин».

Жители Томтора наблюдали, как заключенные — плохо одетые, без рукавиц, с тряпками на ногах вместо обуви — вручную строили дорогу: кострами прогревали землю, выкапывали грунт, раскладывали его в тачки, укладывали на полотно дороги. Руки грели, повесив на веревке через плечо консервные банки с тлеющими в них углями.

Кто-то пытался бежать — несмотря на холод и огромные безлюдные расстояния. «Отец зимой оставлял возле дома мясо белок, сняв с них шкурки, и замерзшую простоквашу. Говорил, что [беглецы], голодные, будут рады любой еде», — вспоминала учительница из Томтора Мария Боярова. Летом побег был не менее опасен. «Моя мать, выливая помои в кусты ерника, наткнулась на человека, лежащего лицом вниз, — рассказывал житель села Терют Афанасий Гермогенов. — Все тело, лицо человека было темно-синим из-за ягод, которыми он видимо, питался много дней. Местные завели его в балаган, покормили». Но чаще люди, выросшие в Томторе в 1940-е, вспоминают чувство постоянного страха. «О побеге сообщали по всем селам. Мы тряслись от ужаса, — рассказывала жительница Томтора Екатерина Старкова, которая во время строительства дороги училась в начальной школе. — Летом взрослые мужчины уходили на покос, дома оставались женщины и дети. Из ружья никто стрелять не умел. Поэтому двух крупных девушек переодевали в мужскую одежду, и они ходили по улице, изображая мужчин, — [на случай, если в село придут беглые зеки]».

Дорога костей
Вид на село Томтор с вершины сопки

Столкновение с заключенным в бегах для местного жителя почти всегда означало смертельную схватку. Власти беглецов велели убивать: многие вспоминают, что тем, кто принесет отрезанное запястье, палец или ухо убитого, полагалась награда. А заключенные убивали местных, чтобы забрать еду, одежду и оружие — и чтобы те их не выдали. «В одну ночь во время дежурства старик Василий Слепцов увидел беглого, идущего вдоль ручья. Старик долго раздумывал, что делать с ним, — вспоминала Екатерина Таркова из поселка Сордоннох. — Отпустить — родные живут по течению этого ручья, заключенный не оставит их в живых. Был приказ: встретил беглого — убей, отрежь палец его. Старик, подумав о детях и внуках, зажмурив глаза, выстрелил. Подойдя к убитому, увидел, что тот почти без одежды, босой, в руках ничего нет. Пожалев, похоронил его среди камней. Палец отрезать не стал».

Дорога убивала и тех, кто пытался бежать, и тех, кто оставался ее строить. «Умирали от брюшного тифа, от простуды, от побоев, погибали от расстрелов. В день умирало 20-30 человек, — рассказывал Ананий Винокуров, который жил недалеко от места, где прокладывали трассу. — Их никогда не хоронили. Трупы складывали на дороге и заваливали камнями».

Переправу через Индигирку на Старой Колымской дороге преграждает бетонный блок с запрещающим знаком. Впрочем, проезду он не мешает: мост широкий. «Это сейчас только поставили “кирпич”, раньше не было», — говорит Степан Сидоров. В последний раз он ездил по этой дороге два месяца назад, когда искал пропавшую «Тойоту», а сейчас повторяет путь, чтобы показать мне. В дорогу Степан собрался, как обычно: взял запасную шину, канистру бензина, бензопилу «Дружба», топор, два термоса кофе, мешок пирожков. Предупредил участкового, что уезжает: если не вернемся к вечеру, тот поедет спасать.

«Не мост, одно название, — говорит Степан, когда “буханка” въезжает на деревянные доски. — Это сейчас снегом припорошило, а летом он вообще страшно выглядит, сгнил весь. Поверх дыр жердей понакидали. В прошлом году лошадей перегоняли на конебазу пастись — одна лошадь с моста упала».

За рулем «буханки» — дальнобойщик Михаил, который 30 лет назад возил по этой, еще действовавшей дороге продукты из Магадана. «Гляди, что значит водитель со стажем», — смеется Степан: между передним и задним сиденьями торчат запасные валенки. В салоне на полную мощность работает печка с двумя моторами; на случай, если сломается двигатель, есть и запасная — на солярке. Изнутри машина обшита утеплителем. Он держится на гвоздях, но шляпок не видно: сверху на каждой — бляшка инея размером с рублевую монету.

Проехав мост, «буханка» останавливается. Степан выходит на дорогу и кладет на снег сбоку от колеи три лепешки и сигарету. «Просто подношение, получается, природе, что ли, — объясняет он. — Когда я водителем работал, постоянно на одном месте что-нибудь да случалось. То колесо проткну, то коробка сломается… Меня такое зло взяло. Я взял бутылку водки, три оладушки, и на этом месте эту бутылку водки опрокинул. И оладушки положил. И все — перестало».

Дорога узкая: ветки деревьев, покрытые толстым слоем снега, свешиваются над ней сплошным куполом. По бокам — звериные следы. «Вот лиса ходила. А это типа соболя, что ли. О! Куропатка!» — вскрикивает Сидоров, когда из-под колес прямо с дороги взлетает потревоженная птица. Сплошную белизну нарушают только красные ленточки, завязанные на деревьях: охотники помечают, где оставили капканы. 

Путь через тайгу накатан снегоходами и вездеходами; следы от транспорта почти сплошь затоптаны лошадиными копытами. Кое-где колея съезжает с дороги и уходит в тайгу. «Это оленеводы ездят, в ста километрах — оленье стадо, — объясняет Степан. — Тут в стаде одного человека медведь чуть не загрыз. Пошел набирать воду с ручья, а там медведь сидит. Украл у них с амбара муку и в воде разбавляет, тесто делает, лапами перемешивает и кушает. Он оленевода подрал так конкретно. Мы его все подкалывали: ну че, как с медведем раунд прошел? А он говорит, старался прижаться к нему. Медведь же здоровый, неуклюжий, около себя лапами драть не может». 

«Буханка» двигается тяжело, ныряет по ямам. То и дело перед лобовым стеклом вместо накатанной колеи встает снежная целина и бурелом. Это значит, что дорогу смыл ручей; приходится объезжать разрушенный участок по лесу.

«Здесь мы летом с корефанами машину утопили», — вспоминает Степан, когда «буханка» в очередной раз сворачивает в лес. Мужчины поехали на охоту, и в 80 километрах от Томтора провалились в ручей. Пошли обратно пешком — мокрые, отбиваясь от комаров. На улице было десять градусов тепла. Дошли до конебазы. Летом людей там нет, зато можно высушить одежду и вскипятить чай. «На конебазе банка кофе была, сахар в баночке, пряники. В рюкзак бросил, и дальше пошли. На ручьях останавливались: кружку воды, сахар, чай — сидишь, пьешь с пряниками», — описывает Сидоров дорогу домой. Шли всю ночь и весь день. Добрались до дома, поели, переоделись — и обратно: вытаскивать машину. «Взяли тросы, домкрат и поехали на другой тачке. И, не доезжая пять километров, новую тачку тоже утопили», — весело резюмирует Степан. Обе машины позже удалось спасти.

На четвертом часу езды по левую руку от дороги появляются останки полуразобранных зданий. Это заброшенный поселок Куранах-Сала: бывший лагпункт, где еще жили люди, когда старая трасса работала. «Сюда раньше приедешь — местные вечно готовые сидят. Постоянно брагу ставили, самогон варили. Оленеводы сюда со стада приезжали, затаривались», — говорит Степан, глядя на остатки зданий. Одним из тех, кто помогал разбирать дома, когда поселок совсем опустел, был его товарищ Вакемар Николаев — третий участник спасательной операции. Вакемару тоже приходилось выживать на трассе: в студенческие времена он чуть не задохнулся, провалившись под лед. За рулем был его друг, вытащить машину из озера сразу не удалось, и они вместе остались спать в передней части салона, торчавшей надо льдом. Двигатель, чтобы не замерзнуть, оставили включенным — «колмотили», как говорят водители. Ночью выхлопной газ пошел внутрь. Во сне к Вакемару пришел покойный отец и велел просыпаться. Он проснулся, открыл окно, глотнул воздуха, заглушил мотор и вытащил друга.

Два месяца назад, когда поисковая бригада ехала по старой трассе, участковый Денис Слепцов своих попутчиков ошарашил: сказал, что бензина у него с собой всего 60 литров. Этого хватило бы, чтобы проехать по старой дороге до границы с Магаданской областью, но не на обратный путь. «Ну, говорю, молодцы. Как студенты едем. По ходу дела, нас тоже будут искать, говорю», — вспоминает Степан. Он заставил участкового звонить начальству, чтобы те выслали вслед за ними машину с запасом топлива. Хотя стояла глубокая ночь, начальство велело участковому и его помощникам ехать дальше — пока не найдут пропавших.

«Я думал так: или замерзли, или, если колмотят, то живые», — вспоминает Степан.

Белую «Тойоту» фары полицейского УАЗа высветили на пятом часу езды. Она стояла у подножья сопки. Двигатель не работал, выхлопная труба не дымила, окна были сплошь затянуты инеем. За машиной на снегу валялась шапка. «Очень плохо на душе стало», — вспоминает участковый.

Он взял фонарик, подошел к «Тойоте» и дернул заднюю дверь. Она открылась. От толчка на пассажирское сиденье упало тело.

Упавший повернулся на свет фонарика и выдавил: «Помогите!».

— Ой! Живой! — вскрикнул участковый. 

Слепцов заглянул в салон. На полу между передним и задним сиденьями лежал лицом вверх второй подросток. «Я его трогаю — пульса нет, — рассказывает полицейский. — Не совсем твердый, но уже понятно, что замерзший».

На полу лежал Сергей Устинов. На помощь звал хозяин машины Влад Истомин.

Пожарный Степан Сидоров — самый сильный из всех — вытащил живого парня из машины. Он был очень легко одет: «Курточка тонкая, штанишки наподобие спортивных». Ноги мальчик поставил не на снег, а на валенок Степана. Обут он был в одни носки: кроссовки снял, как предполагает пожарный, потому что начал раздеваться, как и все умирающие от переохлаждения.

«Говорю: “Пошли в машину”. А он: “Не могу идти”. Я его быстренько на руки взял — он легкий — и понес», — вспоминает Степан. В УАЗе на полную мощность включили печку. Влада усадили на заднее сиденье рядом с Вакемаром Николаевым. Тот укутал его в свою куртку, натянул на ноги свои сапоги. Держа кружку у его рта, напоил кофе из термоса, перемешанным со снегом — чтобы было не горячо.

Дорога костей

«Он все время спрашивал: мне не отрежут руки и ноги? — рассказывает Степан. — Я говорю: руками шевели! Он шевелит. “Чувствуешь?” “Чувствую”. Значит, нормально, не должны отрезать».

В пожарной охране Сидорова все время заставляли сдавать нормативы: то подтягиваться на счет, то рассказывать правила действий в чрезвычайных ситуациях. В одной из брошюр, которые он через силу изучал, было написано, как спасать обмороженных. «Вакемар хотел ему руки растереть. А я говорю — вообще не трогай! И на переднее сиденье его хотели посадить — а я говорю: нельзя, чтобы сразу сильный жар».

Подросток рассказал спасателям, что маршрут по старой трассе им проложил навигатор в Google Maps. «Вас не смутило, говорю, что за переправой знаков нет? Смутило, говорит, но мы видели, что дорога накатанная, на скоростях ехали», — пересказывает разговор Степан.

Через некоторое время, как рассказал Влад, их «Тойота» наехала на корягу; у машины сломался радиатор, тосол вытек, и двигатель перестал работать. Три дня в машине работал аккумулятор, но он давал только свет. Потом сел и он. Сперва мальчики жгли костер — сухостоя в тайге на том месте, где они застряли, нет, топора, чтобы нарубить дров, с собой они не взяли — поэтому жгли ветки и запасную покрышку. Но спустя несколько дней обессилели так, что поддерживать огонь уже не могли. Парни думали о том, чтобы пойти за помощью пешком — но было слишком холодно. «Знали, что не дойдут», — говорит Степан.

Участковый и его спутники боялись, что, если Влад по пути уснет, то умрет. Между собой они переговаривались по-якутски: «Вакемару говорю — отвлекай его сиди. Бред всякий спрашивали, чтобы не уснул», — рассказывает Сидоров. Вакемар стал расспрашивать, почему парень выбрал «Чайзер»: «Понравилась, говорит. Турбовая! Молодежная, с турбиной, у нее рев такой. Бампер рестайлинговый, на спортивную машину похожий». У Вакемара спустя пару часов дороги вопросы закончились. «И он спрашивает: а чего ты “Ипсум” не купил? А я говорю, какой “Ипсум”, это же для деревни машина, ты бы еще спросил, чего он “Запорожец” не купил!». О Сергее, который остался лежать в машине посреди заброшенной дороги, старались не заговаривать. Влад сказал лишь, что это его лучший друг.

Спустя несколько часов Влад отогрелся настолько, что стал жаловаться, что «отсидел жопу», попросил сигарету — и даже выкурил несколько из рук Вакемара. Кто именно его спас, подросток так и не понял. Он думал, что едет в машине с сотрудниками МЧС, и спрашивал, почему спасатели искали их с Сережей так долго.

Он не знал, что несколькими часами ранее, отсмотрев видеозаписи с заправки в Куйдусуне, участковый Денис Слепцов советовался с начальством: ехать на старую дорогу сразу же, по темноте, или дождаться рассвета. В итоге у полицейского, по его выражению, «сработал инстинкт»: позже выяснится, что именно это решение спасло Владу Истомину жизнь — до утра бы он, скорее всего, не дожил.

На краю села Томтор, прямо у Старой Колымской дороги, стоит дом Ивана Заболоцкого. Два года назад он построил здесь же гостиницу и стал принимать туристов. Когда начал зарабатывать, осуществил давнюю задумку: поставил во дворе теплый бассейн для детей. Сам нарисовал проект, заказал из Новосибирска стройматериалы, собрал чугунный котел.

«Летом у нас в реках не купаются дети. Ну, неделю купаются, и все — вода очень холодная. Поэтому плавать не умеют, — говорит Заболоцкий. — А у нас дорога же неидеальная летом. Дождь начался — и с гор вода на дорогу пошла, опасно, можно утонуть. Поэтому вот бассейн построил. Чтобы дети учились плавать. Хотя бы вылезти на берег чтобы смогли».

У самого Ивана четверо детей: трое сыновей и дочь. «Я их весной постоянно на речку вожу, лодку берем. Уже учу их, как грести, если вода пойдет. Потом уже учим — палатки, костер. Интересно же детям. “Давай, папа, я сам”. Ножом пользоваться учим. Обязательно нож постоянно с собой». Старший сын Ивана — ему 11 — давно ходит с отцом в тайгу. Скоро на первую в жизни охоту Иван возьмет и среднего — шестилетнего. «А в городе вообще не понимают же. Даже в школе не изучают жизнеобеспечение в таких ситуациях», — ворчит он.

Рядом с маленьким Томтором возвышается сопка. Ровно засыпанная снегом, она сливалась бы с белым туманным небом, если бы не темная полоска хвойного леса по склону. «Скоро золотильщики приедут, все сгребут, вот этой сопки не будет, — кивает головой на гору местный житель Михаил, пожилой мужчина с темным морщинистым лицом. — Все раздербанят, ни рыбы, ничего не будет. Все выкопают». Оймяконские горы — один из главных районов золотодобычи в Якутии, но в Томторе золото пока не добывают, поэтому село и отрезано от мира: ездить сюда некому, кроме дальнобойщиков с товарами для местных магазинов и путешественников. Их здесь немало — едут побывать на экстремальном морозе.

Дорога костей
Якутия зимой

Михаил давно на пенсии, зарабатывает тем, что возит по окрестностям туристов. По-русски он говорит с трудом. Его отец был оленеводом, и в молодости, прежде чем начать таксовать, Михаил по несколько месяцев проводил в тайге — в стаде. Охотился, передвигаясь на запряженных оленями нартах. К туристам он интереса не испытывает никакого, кроме коммерческого. «Коронавирус остановил, а так бы тут толпой — китайцы, японцы, то, се! Итальянцы! Поляки! Я всех люблю, потому что у меня прибыль. Туда, обратно — четыре тысячи, все».

Жители Томтора с иронией рассказывают истории о путешественниках. «Пришел как-то к корефану в гости, смотрю — около теплицы фонарики светятся, — вспоминает Степан Сидоров. — Говорю: у тебя там воруют че-то в теплице, пошли посмотрим. Приходим — а там два иностранца ходят в красных куртках, нос закрыли, как клоуны, короче. На улице -50 где-то, а они палатку за теплицей ставят. Мы с ними давай разговаривать: че вы тут делаете? Они нам: спать собираемся. Вы же замерзнете здесь, говорю. У корефана медвежья шкура была, мы им дали — пусть под низ себе постелят». Несколько раз Сидорову приходилось разворачивать туристов, которые порывались поехать в Магадан по Старой Колымской дороге, — объясняя, что нормальная трасса пролегает не через Томтор, а через Усть-Неру.

Федеральная трасса от Усть-Неры до Магадана — ровная, расчищенная — идет, прижимаясь к склонам сопок. По левую руку — покрытые лесом черно-белые склоны, по правую — отвалы пустой руды. Именно этой дорогой поехали бы Сергей и Влад, выбери они на развилке у села Кюбеме правильный маршрут. С безлюдным Колымским трактом эту трассу не сравнить — но на ней тоже нет ни оживленного потока машин, ни мобильной связи, ни привычных для европейской части России заправок на каждом шагу. 

Водитель Юрий на этом маршруте работает второй раз. Раньше возил пассажиров между Якутском и Благовещенском, но здесь заработать можно больше — альтернативы нет: кроме как на маршрутном такси по этой трассе (16 часов в пути, 8 тысяч рублей с человека), никак из Усть-Неры в Магадан не добраться. Первый рейс у Юрия вышел неудачным: на середине дороги под водительским сиденьем сломалась печка. «Надел унты, ватные штаны да поехал. Сто километров проеду — час в салоне отогреваюсь», — рассказывает он.

Сломанная печка — не самое страшное, что вместе с этой машиной Юрий пережил на трассе. «Она у меня пять дней под водой плавала», — весело вспоминает он. Несколько лет назад в начале зимы он вез пассажиров и груз из Благовещенска в Якутск. Лед на Лене был еще некрепким, выезжать на него было нельзя, но пассажиры уговорили довезти их до стоянки снегохода, который должен был доставить их к ледоколу. «Только тронулся, проехал метров десять — и все, машина на бок и под лед», — рассказывает водитель. Он вылез вместе с пассажирами, но затем кинулся за сумкой с документами: «И в эту полынью — хрясь, *****. Барахтаюсь, вылезти не могу. А на багажнике оставался баул, скотчем перемотанный, там вещи в пакетах. Воздух там, получается. Раз — и всплывает баул возле меня. Я на него, на льдину…  И вылез». Забрал фонарик у кого-то из пассажиров — они, вспоминает Юрий, спасать его не стали, уехали на снегоходе — и остался один посреди реки. На улице было минус 35: «Стою, как будто меня кипятком окатили».

Юрий начал сдирать с себя заледеневшие джинсы и ботинки. Он знал, что среди товара, который он вез, был портативный термогараж: мешок, которым в Якутии зимой накрывают машины. «У меня при себе ножик был. Вскрываю мешок, достаю этот гараж, себя под него закутываю. Разделся полностью, выжал кальсоны. И сижу под гаражом посреди реки». 

Дорога костей
Якутия зимой

Часа через три он начал засыпать. «Думаю: блин, надо че-то делать, щас вырублюсь и примерзну. Попробовал, накинув гараж, идти. Ногами в снег залез — думаю, *****, не пойдет». Юрий решил выглянуть из-под мешка в последний раз, и если на берегу никого не окажется, порезать гараж на куски, обмотаться ими и пойти по реке. Останавливало одно: гараж стоил 20 тысяч, а его и так угнетали мысли о том, на сколько денег он попал, утопив товар. «До последнего ждал. Выглядываю. Смотрю — на берегу менты. Фонариком помигал, и они меня забрали».

Пока искали ребят, самым страшным было ощущение бессилия, вспоминает мать Сергея Галина Исмагилова. «Я плакала, следователю говорила: ну вы как человек мне просто подскажите, ну что мне делать! Ну что мне делать, если вы не можете мне помочь, потому что у вас система такая — вы мне подскажите просто чисто по-человечески! Что мне можно сделать! А он: “Я не знаю, чем вам помочь”. Ну вот и все, вот тебе и по-человечески поговорили. Естественно, был бы у меня транспорт, я бы сама, *****, прости господи, села и поехала. Но если даже транспорта нет — на каком такси ты поедешь? Никакой таксист туда не повезет». 

Дорога костей
Сергей Устинов с матерью. Фото из соцсетей Галины Исмагиловой

О том, что Сергей погиб, матери сообщили на следующее утро после обнаружения машины: не хотели, чтобы она была одна в этот момент, — вдруг пришлось бы вызывать скорую. Услышав от полицейских по телефону новости уже утром 5 декабря, Галина Исмагилова действительно «там, в пекарне, и легла прям». А оправившись, начала думать: «Если бы это были дети чиновника, их бы за пять минут нашли. А что, не так, что ли? И начальство бы подключилось, и вертолеты бы искали, и все на свете».

В Магаданском управлении МЧС сообщили «Холоду», что к поискам их никто не привлекал. В управлении МЧС по Якутии заявили, что ольские полицейские поставили их в известность о пропаже мальчиков только 4 декабря. Отвечать на вопрос о том, почему передача информации в МЧС заняла столько времени, в Ольском отделении МВД отказались — как и пояснить, почему не сумели быстрее получить данные биллинга. «Все было предпринято в рамках законодательства. Больше нам добавить нечего», — сообщили в пресс-службе.

Как минимум два человека в окрестностях Томтора видели в конце ноября неместных парней на белой иномарке. Продавщица магазина «Сулус» на центральной улице села 28 ноября продала худому, не по погоде одетому молодому человеку пачку пряников и коробку сока. «У нас народа много заходит, я как-то не обратила внимания», — объясняет она, почему не вспомнила о чужаке, когда увидела гулявшие в Whatsapp ориентировки. Спустя полчаса оператор заправки в соседнем селе Куйдусун взяла у незнакомого парня, обутого в кроссовки, деньги за бензин. «Туристов к нам приезжает много: Полюс холода. Каждый раз заправляются новые лица. Из-за этого она, может быть, не обратила внимания. И в Whatsapp не все сидят», — говорит ее напарница (сотрудница заправки, дежурившая 28 ноября, отказалась говорить с «Холодом»).

Если бы Влад и Сергей выехали из Томтора на пару дней позже, у них было бы больше шансов спастись, рассуждает Вакемар Николаев: на дороге они могли бы встретить коневодов, которые везли в село жеребятину. А несколькими днями раньше — пока не ударили экстремальные морозы, — могли бы наткнуться на охотников.

Шел второй час ночи, и врач томторской амбулатории Уруйдана Протопопова уже почти заснула, когда на мобильный ей позвонил участковый. Он сообщил: парней, ориентировки на которых всю неделю ходили в WhatsApp, нашли на старой дороге. Один погиб, второй обморожен — и его везут к ней.

Доктор оделась, пришла посреди ночи на работу и стала будить звонками подчиненных. Собрала бригаду из четырех человек — по одному на каждую обмороженную руку и ногу: «Чтобы сразу с четырех сторон. Надо быстро действовать, чтобы хоть что-нибудь спасти».

Дорога костей
Врач Томторской амбулатории Уруйдана Протопопова

В каком состоянии привезут пациента, медики не знали. В ожидании они листали WhatsApp и искали ориентировки, чтобы понять, когда пропали мальчики. Выяснилось, что почти семь суток назад. «Я думала, страшного человека привезут. Думала, что вообще кранты», — говорит Протопопова. 

В пятом часу утра закутанного в чужую куртку мальчика в амбулаторию занес на руках Степан Сидоров. Влад был в сознании и разговаривал. Врач потрогала его. «Наощупь — холод такой собачий, вообще. Чувствуется, что холод, мертвый холод», — вспоминает она. Протопопова обрадовалась, что парень снял кроссовки: «Когда обморожение, конечность раздувается. Наверное, инстинкт самосохранения сработал».

Протопопова понимала, что сможет оказать своему пациенту только первую помощь: ни сильных препаратов, ни узких специалистов в Томторе нет. Между сотрудниками она распределила роли: пока санитарка укутывала мальчика одеялом и поила горячим, вторая ее коллега мерила ему давление, а третья обкалывала ноги и руки новокаином. Главным средством помощи стал компресс: «Обмакивали материал в полуспиртовой раствор и делали как будто перчатку боксерскую, чтоб тепло было конечностям. Много-много слоев сделали, чтоб было все мокрое».

Оставив Влада в амбулатории, Степан Сидоров пошел домой через пустое ночное село. Навстречу ему попался второй томторский участковый. «Он спрашивает: “Не знаешь, ***** [зачем] мне врачи велели 10 бутылок водки принести?” — вспоминает Степан. — Я говорю: обтирания, наверное, будут делать. В больнице такого количества спирта нету, наверное, из-за этого сказали — водку. И участковый, видимо, ходил, ночью просил для него специально магазин открыть».

О том, что произошло с его лучшим другом, Протопопова старалась Влада не спрашивать. «У него шоковое состояние было — увидел друга мертвого, — объясняет она. — Сильный шок. Наверное, лежал и думал, что он тоже умрет, как друг-то. Думал, наверное, прощался со всеми, лежал — а вдруг свет фар и люди подошли. Хорошо, что он голос подал, что он живой, а могли бы открыть и закрыть, если бы он не смог говорить! Хорошо, что он выше лежал. Тот на полу машины, а этот на сиденьи. Это, наверное, и спасло».

Дорога костей
Автомобиль Владислава Истомина, брошенный на запустелой части Старой Колымской дороги

По-хорошему Влада нужно было отправить в больницу районного центра бортом санавиации. Но в сильный мороз самолет может и не прилететь, так что Протопопова даже не стала рисковать — сразу посадила его на машину скорой. Путь до Усть-Неры занял семь часов. Отправляться в дорогу Влад не хотел, вспоминает врач: «А обязательно, говорит, мне ехать туда? Спрашивал: “Вы со мной поедете? Вы же меня одного не отправите?” Боялся неизвестности».

Все это время тело Сергея Устинова лежало на дне заглохшей «Тойоты» посреди Старой Колымской дороги. Полицейские забрали его оттуда только спустя два дня.

Узнав о том, что Сергея Устинова нашли мертвым, его сестра Юлия Зубок пришла в аэропорт с бутылкой коньяка и банкой икры. Билетов на рейс в Магадан в тот день уже не было, но ее подсадили в заполненный самолет на кресло бортпроводницы. В родном поселке ей пришлось заниматься поиском машины, которая могла бы перевезти тело ее брата из морга в Якутии до Олы.

После похорон Юлия решила, что подаст в суд на Google, чей навигатор построил ее брату маршрут через заброшенную дорогу. «Мне просто обидно: был человек и нет человека. Как это так? Я понимаю, что он не работал в Кремле, не был известным человеком — но он же был человеком. О нем ничего не говорят. Был да был, похоронили и забыли. Я хочу, чтобы — ну, не весь мир знал… Но хотя бы из-за судов чтобы люди знали, что был такой человек».

Влад Истомин до дома доехал только спустя несколько месяцев: он долго лежал в госпитале в Якутске, куда его перевезли из Усть-Неры (тетя и девушка Истомина отказались разговаривать с «Холодом»). 18-летнему студенту техникума ампутировали кисти и ступни. Как рассказывает реаниматолог больницы в Усть-Нере Айгуль Ажибраимова, с врачами он почти не разговаривал. Только все время спрашивал, когда в реанимацию привезут Сергея и положат ли его на соседнюю больничную койку. 

Врачи Владу на этот вопрос не ответили.


В тексте использованы воспоминания жителей Оймяконской долины, собранные исследовательницей Розалией Дягилевой.

Иллюстрации
Сюжет
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.