«Самый частый комментарий:
“⁠Когда ты наконец сторчишься и умрешь?”»

В начале января 2021 года диджей и соведущая ютуб-шоу «Подруги» Карина Истомина публично объявила о своей зависимости от транквилизаторов и сказала, что пройдет программу «12 шагов самопомощи» для лечения наркотической зависимости. В сентябре 2020 года ей диагностировали пограничное расстройство личности. Истомина рассказала «Холоду» о том, как она жила с ментальными проблемами, тягой к селфхарму и зависимостями, зачем решила рассказать об этом публично и с какой реакцией столкнулась.

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

— Почему ты решила пройти программу «12 шагов самопомощи»?

— В начале января у меня был сильный срыв: я съела три пачки транквилизаторов, выпила бутылку виски и порезала себя. Я дошла до дна и поняла, что больше так продолжаться не может. Но почему так произошло, я не знаю. 

— Какого-то триггера не было? 

— Нет, у меня все было отлично. С моим тогдашним парнем мы отметили Новый год. Было супер мило, у нас была елка, я приготовила ужин — прекрасный Новый год вместе. А 3 января это случилось. Скорее всего, это был какой-то внутренний саботаж.

Я сейчас пытаюсь анализировать это, спустя два месяца. Я правда считала, что у меня тогда был очень хороший, стабильный период в жизни и прочные отношения [с моим парнем]. При этом не могу сказать, что я стабильный человек, который планомерно работает и получает от жизни удовольствие. Последние два года у меня был творческий кризис, и я долго пыталась разобраться с психотерапевтом в том, что со мной происходит и почему. Вообще я рада, что осталась жива: я вешу 53 килограмма и не знаю, как эта смесь меня не убила. Не могу сказать, что в тот момент я хотела умереть, но я не понимаю и не помню, зачем я это делала.

Еще мне недавно диагностировали пограничное расстройство личности (о своем диагнозе Карина публично рассказала в октябре 2020 года. — Прим. «Холода»). Я читаю об этом, разговариваю с психиатром. Все признаки налицо: проблемы с алкоголем, наркотиками, селфхарм. Я начала выпивать, как и многие подростки, лет в 16. История с наркотиками началась после 20 лет. А селфхарм — после 24.

Возвращаясь к ситуации, которая произошла в начале января, — после нее я решила все поменять. Я, конечно, рассказываю публично о своем ментальном здоровье, но никогда не говорила о зависимостях, потому что мне и так все время прилетает за депрессивные эпизоды и за порезы. Зависимость была бы последним гвоздем в гроб моей репутации. 

— Как ты восстанавливалась после того случая?

— Мне помогли родители, я им за это очень благодарна. Я была не очень трезвая, не знала, кому звонить, в результате позвонила папе и все ему рассказала. Думала, что он будет меня осуждать, но он сказал: «Все нормально, сейчас приеду, мы все разрулим». И, когда он приехал, мне стало намного легче. 

Мой молодой человек сказал, что хочет расстаться, потому что больше не может находиться рядом со мной. Я не виню его — понимаю, что такой карнавал тлена невозможно терпеть. 

Все эти годы я пыталась скрыть от себя и других, что у меня есть большая проблема с зависимостями, а я не могла признаться в этом ни себе, ни окружающим, ни, уж тем более, родителям. В интернете можно все что угодно рассказать, а маме с папой в реальной жизни — ничего, — такое у меня было мнение. Но в этот раз я рассказала, и они меня приняли — и мне стало намного легче.

— Почему тебе понравилась программа «12 шагов»?

— Главная идея «12 шагов» в том, что мы не несем ответственности за свою болезнь, но ответственны за наше выздоровление. Кажется, это очевидная мысль, но она стала для меня облегчением. Это же про снятие стигмы. Да, я болею — у меня есть зависимость, и я ничего не могу с этим сделать, я не выбирала ее. Я не выбирала такое положение вещей, когда после двух бокалов вина я понимаю, что мой дальнейший вечер не будет таким, как у других людей, которые выпьют бутылочку вина и лягут спать. У меня все продолжится иначе. 

— Ты не перестанешь пить?

— Да. У меня все затянется на несколько дней. Потом я рано или поздно протрезвею и почувствую жгучее чувство стыда, от которого возможно избавиться только с помощью употребления. Ты как змея, которая кусает себя за хвост, ты зависимый, поэтому употребляешь и употребляешь, чтобы избавиться от чувства стыда. 

Я всегда смеялась, что если водки — то ведро, если веществ — то гора. Меня спрашивают: почему ты не можешь остановиться, ты что, дура? Да, я дура, не могу остановиться, ничего не могу с этим поделать. Если стоит алкоголь, то я его выпью весь. Меня много раз за это ругали, было много манипуляций в отношениях, например, мне говорили: «Карина, если ты так себя ведешь, значит, ты меня не любишь». И я никогда не думала о том, что это именно зависимость и что я не в ответе за нее. Но я в ответе за выздоровление и стараюсь выздоравливать.

— Когда к тебе тогда приехали родители, ты им сказала, что хочешь обратиться к «шагам самопомощи»? Или это они тебе предложили?

— Нет, родители меня просто поддержали. Это была первая ступень к принятию того, что у меня есть проблемы и мне непонятно, почему я так поступаю. Они согласились с тем, что у меня проблемы, сказали: «Ничего страшного, мы будем их как-то решать». 

Про «12 шагов» мне рассказала моя подруга, которая ходит на встречи участников программы. Она сказала, что, возможно, мне это поможет — «сходи, посмотри». Я сходила, и мне это подошло. 

— Какое у тебя было впечатление от первой встречи? Было ли тебе страшно, хотелось ли уйти и не возвращаться? 

— Я испытала большое облегчение, потому что там люди с такой же проблемой, как у меня. У меня пограничное расстройство личности. Из-за этого я всю жизнь чувствую себя одинокой. Но не оттого, что у меня нет друзей или мне не с кем поговорить. Это чувство вселенского одиночества, которое очень сложно объяснить. С этой душевной пустотой ты живешь всю жизнь, тебе кажется, что ты один такой на свете. Однако ты не чувствуешь, что это круто, что ты особенный — ты чувствуешь себя уродом, как Джокер, но не Хита Леджера, а Хоакина Феникса. 

И вот ты приходишь на группу «12 шагов», где у всех такие же проблемы, как у тебя, у вас одна беда. И возникает ощущение, что ты находишься в месте, где тебя поймут. Ты видишь таких же людей, как ты, и понимаешь, что ты нормальный.

Я медийная личность, но все время ощущаю, что, даже когда я что-то говорю прямым текстом, очень понятными и простыми с моей точки зрения предложениями, люди не понимают, что я говорю. Им кажется, что я лукавлю. И ощущение, что меня все время не понимают, сводит меня с ума. Так происходит не только с людьми в интернете, но и с теми, с кем я строю отношения, с моими любовниками. У меня случаются с ними проблемы, они меня не понимают — и это тоже сводит с ума.

— Участникам программы «12 шагов» не обязательно всегда ходить в одну и ту же группу? 

— Да. Ты никому ничего не должен и тебе никто ничего не должен. Все анонимно, тебя нигде не регистрируют, ты просто приходишь и в любой момент можешь уйти. Выбираешь группу, которая тебе по нраву. Ты ездишь туда, где тебе удобно, когда тебе удобно — групп куча, и нет никакого закрепления за определенной группой. 

Фишка «12 шагов» в том, что разные люди из разных слоев общества делятся своими переживаниями и опытом, и поэтому ты находишь свой собственный выход из сложившегося положения. Мне не нравится, когда ты где-то прикреплен — кажется, что туда надо ходить, как в школу. А здесь такого нет: хочешь — ходи, хочешь — нет. Но если ты придешь, тебя в любом случае встретят с радостью. 

— При этом должен быть наставник. У тебя его нет? 

— Есть спонсоры. Спонсор работает с тобой, только если ты проходишь шаги (этапы программы, посвященные разным аспектам зависимости. На каждом этапе есть список вопросов, на которые участник программы должен подробно ответить письменно, а также обсудить и проанализировать эти ответы со своим спонсором. — Прим. «Холода»). Но если ты не хочешь это делать, а хочешь просто ходить на группы, то можно и так. Я прохожу шаги, поэтому у меня есть спонсор. Я себя снова почувствовала, как в университете — а я закончила журфак, — когда пишешь километровые эссе на сессиях. Тут то же самое. И вот я думаю: ладно, я люблю писать. Но у меня вызывает восхищение, допустим, человек, который работает сантехником, сидел на винте 20 лет и не то чтобы часто расписывал свои внутренние переживания на бумаге, а ему надо все шаги записать в тетрадку — это какая сила нужна!

— Ты не из головы пример взяла?

— Это рядовая ситуация. Ты должен писать шаги в тетрадь, а не проговаривать. Ты их пишешь, а потом прорабатываешь со своим спонсором. Этого сантехника я придумала, но такие люди есть и в моей группе. Вообще в группах самопомощи много совершенно обычных работяг, мужиков, которых ты увидишь на улице и никогда не подумаешь, что они наркозависимые. 

— На каком ты сейчас шаге? Как ты справляешься?

— Пока на первом — на один шаг уходит три-четыре месяца, это марафон. Мне не очень сложно, потому что я любитель собственных переживаний. Но все же иногда надоедает, хочется все бросить и сказать: «Вы все меня заколебали, почему я тут сижу, пишу какие-то шаги, хожу на какие-то группы, занимаюсь своим выздоровлением? Я хочу пойти веселиться!». Но просто пойти веселиться уже не получится, даже если я сорвусь. 

Сложно, когда тебе говорят, что ты всю жизнь больше не будешь пить, потому что тебе нельзя. Ты сразу думаешь: «Вы что, охренели? Почему? Мне же еще жить всю жизнь, я же только начала!». А если ты живешь по концепции «если мне очень захочется, я смогу это сделать завтра», и всегда откладываешь еще на день, то становится проще. 

На программе говорят о том, что она не для тех, кто сейчас не употребляет вещества, а для тех, кто хочет перестать их употреблять, даже если сейчас не получается бросить. Ты можешь приходить на собрания в измененном состоянии сознания, но тогда тебе не разрешают говорить. При этом тебя не стыдят, не говорят, что вот, ты сорвался и теперь тебе нельзя ходить на группы. Нет, ты больной человек, тебе нужно ходить на группы, даже если ты срываешься, — это твой путь к выздоровлению. 

Периодически в группах приглашенные спикеры делятся своим опытом и рассказывают, как они остаются чистыми: кто-то пару лет, а кто-то —15-20. Представляешь, человек чистый 20 лет: не пьет, не курит, не употребляет — как этого добиться? Как к такому прийти, я не понимаю. При этом я не говорю, что эти группы и шаги — панацея. Есть люди, которым не помогает программа, и они умирают — это жизнь, она несправедлива. Бывает, люди срываются после восьми-девяти лет, а потом опять возвращаются. Это нужно принять, это нормально. 

— Тебе сейчас помогает твой спонсор? Ты чувствуешь поддержку от него? 

— Да, но еще больше я чувствую поддержку от ребят, с которыми я подружилась. И спонсор у меня хороший. У меня сильно изменилось окружение, я перестала общаться со многими своими старыми знакомыми.

— Почему? 

— Потому что я не могу смотреть, как люди тусуются. Сейчас я хотя бы уже могу смотреть, как люди пьют, а первое время не могла. Когда такое видишь, у тебя начинается торг в голове: «Может быть, давай выпьем?». Твоя нервная система запускает этот механизм, и, даже если ты выиграл этот спор и сказал: «Нет, мы не будем ничего делать», утром ты просыпаешься с похмельем, и может ломать еще два-три дня. 

Я скрыла весь контент в соцсетях, который может меня триггерить. Но я никого не обвиняю — я всем сказала, что я им, чертям, адски завидую, потому что очень люблю тусоваться, но это меня разрушает. Если у кого-то хватает сил тусоваться, то пожалуйста, а я сошла с дистанции.

Если бы я умела соблюдать баланс, то я бы не отказывалась: я не за правильное питание, не за здоровый образ жизни, — я знаю, что все равно мы все умрем. Но для меня это вопрос жизни и смерти прямо сейчас, а я пока не хочу умирать. Я думала об этом и поняла, что еще не время. Нужно прожить эту жизнь так, как я смогу, попытаться жить как-то по-другому, не в страданиях, и сделать что-то полезное для людей. Потому что мне кажется, что у меня есть какой-то опыт, который может помочь людям, и я не стесняюсь про него рассказать.

— Больше месяца чистоты, без алкоголя и веществ — каково это? 

— У меня уже 56 дней. Я не люблю и не умею проживать боль и тревогу. Раньше каждый раз, когда у меня был приступ тревоги, я знала, как справиться с этим — например, выпить. А сейчас я все проживаю на живую. 

Сейчас снова открыли города, начались гастроли, и я уже начала играть сеты в Москве. Я шесть лет играю, но каждый раз ужасно нервничаю, за два часа у меня начинается медвежья болезнь: все внутри умирает, желудок и кишечник сходят с ума. Обычно я успокаивалась с помощью психоактивных веществ. Два бокала вина и две таблетки транквилизатора — и я облако из сосредоточения и спокойствия. Но сейчас я не могу этого делать и не очень понимаю, как лечить свою тревожность. Я хожу к психиатру, мы подбираем схемы препаратов, которыми я бы не могла бы злоупотреблять. 

— А какие плюсы?

— Я себя намного лучше чувствую, хорошо сплю, похудела на 10 килограмм, кожа стала лучше, ушла усталость, пропала тахикардия, я не пишу безумные сообщения своим мужчинам, с которыми у меня есть неразрешенные вопросы. Тревожности в разы стало меньше, потому что проще стало контролировать мысли и понимать откуда они и имеют ли вообще какой-то смысл. 

Увеличилась работоспособность. Нет похмелья, отходосов. Как всегда, сплю по десять часов, но много работаю, занимаюсь спортом — очень скучная жизнь, но нормально, я бульдозер, который идет наверх. 

Сейчас в моей жизни происходят многие вещи, которые меня выбивают из колеи. То, что я рассталась с парнем, раньше бы стало для меня самой главной причиной уйти в срыв. Но сейчас я понимаю, что никто и ничего не стоит моей трезвости. 

— Когда ты в первый раз обратилась за психологической помощью? И как получилось, что ПРЛ тебе диагностировали только сейчас?

— Я пошла к психотерапевту в марте 2016 года, когда у меня был депрессивный эпизод. Мой психотерапевт начала еще два года назад говорить, что ей кажется, что у меня ПРЛ. А психиатр поставил этот диагноз только в сентябре прошлого года. Большая проблема в том, что сложно найти нормального специалиста. 

— Как ты нашла своего? 

— Благодаря сарафанному радио. Я прошла через множество некомпетентных врачей, которые мне диагностировали всякую ересь. Надо иметь толстую кожу, чтобы все это выдержать, ведь ты идешь к ним с болезнями нервов и головы, когда тебе уже и так плохо от любого слова... Сначала у меня были мысли о том, что, может быть, со мной что-то не так. Но потом я стала просто писать негативные отзывы про таких психиатров. Они ведь, как любые другие врачи, тоже бывают плохими — как стоматологи, например: год назад я попала в реанимацию из-за того, что мне плохо удалили зуб мудрости, хотя это вроде рядовая процедура. Разница в том, что стоматологические проблемы, в отличие от психологических, у нас не стигматизируют. 

— Как пограничное расстройство личности влияет на твою жизнь?

— Пограничное расстройство, если говорить очень грубо, — это когда у тебя постоянно происходят подъемы и падения настроения в течение дня. Раньше у меня все было как будто в тумане, а сейчас я начала отслеживать свое состояние. Я записываю сториз для близких друзей [в инстаграме], потом просматриваю и вижу: то мне очень хорошо, то я начинаю очень сильно расстраиваться. Сейчас, когда я в трезвости это отслеживаю, я понимаю, что это проявления расстройства, а не мой характер. 

Вот даже сейчас, во время нашего интервью, я думаю, что оно будет супер, здорово, интересно, классное медиа. А потом думаю, что все будет плохо: я скажу какую-то глупость, кто-то не так поймет, переврет, в твиттере опять напишут гадости, зачем я все это делаю? И ты постоянно в этой лодке плывешь на волнах, это очень выматывает, поэтому я вырубаюсь просто моментально. В своей голове я проживаю много дней за один день, у меня циклы по 30 минут. Но в общем я уже привыкла и держусь.

 — Я смотрела интервью людей с ПРЛ, где они описывали свое состояние как отсутствие эмоциональной кожи, когда все оголено и эмоции чувствуешь на 200%. У тебя так же?

— Да, и большая проблема в том, что у людей с ПРЛ есть великая любовь с распростертыми объятиями, и есть великая ненависть. Я умею дружить, но иногда у меня начинается, как я это называю, синдром Ивана Грозного, когда мне кажется, что везде враги и меня все подставили. Мне что-то показалось, и меня несет: моя подруга или друг может открыть с утра сообщения, а там обвинения типа «ты меня предала, а я тебе так сильно доверяла». Единственный способ с этим справляться — не включаться в этот вихрь. Я стараюсь общаться с людьми, которые в этих ситуациях говорят мне, что я гоню, что все не так, как мне кажется. И тогда я понимаю, что я и правда гоню из-за ПРЛ. Реагировать на мои перепады настроения нужно только так, иначе может произойти катастрофа. Мне все время кажется, что на меня нападают, это ощущение особенно усиливается из-за социальных сетей.

— Твоя популярность тоже усиливает ощущение, что на тебя нападают?

— Да, но при этом, когда мне кажется, что я в безопасности, — я доброжелательная, стараюсь быть не токсичной, не люблю подковыривать, утверждаться на фоне других людей. 

Говорят, что люди с ПРЛ как подростки, и я реально чувствую, что застряла в этом возрасте. В апреле мне исполнится 27 лет, но у меня до сих пор ощущение, что я не выросла, хотя я себя обеспечиваю, снимаю квартиру, работаю. Я карьеристка до мозга костей, и если что-то касается моей работы, то я абсолютно не инфантил, но в эмоциональном плане и в том, что касается отношений, я осталась где-то в возрасте 15 лет. Я до сих верю в великую любовь, я хочу любить до конца жизни. При этом я прочитала много книжек по психиатрии о том, что это больная история и хотеть этого не надо.

— Расскажи про фидбек, который ты получила, когда рассказала про ПРЛ и свою зависимость в соцсетях. 

— В инстаграме на меня начали жаловаться из-за постов и сториз о моем состоянии, и из-за этих жалоб чуть не удалили аккаунт. Слава Богу, что не удалили! Я думала, что поседею, потому что инстаграм — это 50% моего дохода. В итоге инстаграм удалил мой пост про селфхарм, который я опубликовала в ноябре. Я там писала по пунктам, как предотвратить ситуацию, когда вы что-то хотите с собой сделать. Представляешь, люди пожаловались на это. Хотя в этом посте была хорошая памятка, которая и мне помогала.

Мне тогда написало много людей, у которых есть такая же проблема: они ненавидят себя и всю жизнь ходят с длинными рукавами, даже в жару +40 градусов, чтобы скрывать шрамы. Я так сожалею, что они делают это из-за каких-то людей, которые решили, что могут кого-то судить. 

В итоге инстаграм снес много моих постов. И самое обидное — удалили те фотографии, где видны мои порезы, — а у меня много съемок. Я там просто стою. Это мое тело, мне что, теперь всю жизнь фотографироваться, скрывая шрамы? Я даже не могу выложить свои фотографии с диджей-сетов, потому что я выступаю в футболке, когда жарко, и там видны шрамы. Но я думаю о том, чтобы создать телеграм-канал, куда перегружу все посты.

При том меня выбесило, что, когда я пожаловалась на антисемитский и сексистский посты, инстаграм написал, что эти посты не нарушают их гайдлайны. Я не понимаю алгоритмы этой соцсети. 

— Не снесли одну из последних фотосессий, где руки сфотографированы. 

— Ее не тронули, но так жалко остальные. Мне еще часто пишут про эффект Вертера. Но это несусветная глупость, потому что чье-то самоубийство само по себе не может быть основной причиной, чтобы покончить с собой. Вероятно, у человека, который сделал это после того, как узнал о суициде какой-то знаменитости, уже было много предпосылок. Мне пишут какие-то женщины, что из-за меня их дети режут вены. У меня есть 19-летний брат и 11-летняя сестра, которые видят, что со мной происходит, видят мои руки. И никто из них вены не режет. При этом мы все росли в одной семье, наши родители воспитывали нас вместе. 

Почему другие дети не режут вены, а ваши режут? Может быть, вы поговорите с ними, спросите, что происходит, а не будете блокировать мой аккаунт? Это ведь происходит не потому, что Карина Истомина сфотографировалась, у нее видны царапки на руке, и ребенок такой: «Все, пойду порежусь». А мне так матери и пишут! Они все спихивают на меня, но ведь я не воспитываю их детей, я их даже не знаю. Почему родители перекладывают ответственность на интернет? Дети должны воспитываться в семьях, родителями. 

— Какая еще бывает реакция на твои рассказы о зависимости, кроме жалоб в инстаграме?

Еще в соцсетях пишут, что я мефедронщица. Но я не мефедронщица. Не буду врать, я пробовала его два раза, но мне не нравится его эффект. Очень страшно, что он делает с людьми. У меня проблема с транквилизаторами: я в трезвости очень дерганая, поэтому я всегда искала что-то, что меня успокоит. 

«Наркоманка, суицидница, когда ты наконец сдохнешь, все обещаешь сдохнуть, но не сдохла, сумасшедшая, зачем вообще психи находятся с нами в одном обществе, тебе надо быть в изоляторе, какой ты пример подаешь» — вот что пишут. Самый распространенный хейтерский комментарий: «Когда ты наконец сторчишься и умрешь?». 

Но, конечно, хорошие комментарии тоже есть, и их больше, потому что люди с такими же проблемами находятся среди нас. Все думают, что вокруг все только здоровые, но на самом деле нет. Мне писали многие люди и благодарили, потому что они боятся признаться себе, что у них проблемы с наркотиками, с алкоголем, с ментальным здоровьем, им страшно признаться себе, близким, родителям и вообще кому-либо, и мой пример им как-то помогает. Многие пошли к психотерапевту, пытаются бороться со своими демонами.

— В начале февраля получила резонанс новость о том,что тебя выгнали из детокс-клиники из-за шрамов на руке. Расскажи подробнее, что произошло. 

— Самое смешное и потрясающее в этой ситуации, что они меня пригласили как блогера. Их пиарщица написала мне: «Приезжай к нам, я вижу по сториз, что тебе грустно. Отдохнешь три-четыре дня: детокс, скандинавская ходьба. Сделаешь о нас пост и пару сториз». Причем она знала и про порезы, и про все остальное. Я купила билеты, заселилась, ко мне пришла врач, раздела, проверила легкие, спросила, своя ли у меня грудь, я ответила, что своя. И тут она говорит: «У вас такая красивая грудь, а вы вены режете». А на следующий вечер меня выгнали из клиники. Вот это программа «де-стресс»! 

Администратор и какая-то врачиня пришли и сказали: «Вы суицидница, вы должны срочно покинуть наши клинику, мы суицидников здесь не держим. Вы здесь что-то с собой сделаете, а нам отвечать». Они ссылались на Минздрав, говорили, что якобы нельзя находиться в их клинике с хроническими заболеваниями. Я ответила, что у меня ремиссия, что они знали про все мои хронические заболевания и что если бы у меня был гастрит, то никто бы со мной так не разговаривал. 

Я говорила, что селфхарм и суицид — разные вещи (в одном из своих постов про селфхарм Карина Истомина писала, что у нее не было попыток суицида. Сейчас этот пост удален после жалоб пользователей. — Прим. «Холода»). А мне ответили, что в медицине это одно и то же. Хотя это не так. 

Я стояла в лесу с чемоданами, рыдая, ждала такси. Слава богу, что у меня есть друзья в Питере, и я поехала к ним, но ситуация унизительная.

— Что произошло после того, как тебя выгнали?

— Я ехала в такси и думала, что сейчас забронирую отель, позвоню барыге и уйду в такой отлет... Такое грубое поведение врачей сподвигает к срыву. Я благодарна, что у меня сработала сила воли и я сказала себе, что из-за этих двух женщин я не буду срываться. А представляешь, если бы это был человек менее толстокожий? Приехал бы, ему бы такое сказали — и он бы упоролся после нескольких месяцев чистоты. Грустно, что работники этой клиники так стигматизируют людей с ментальными проблемами. Хотя я понимаю, почему: когда люди чего-то не понимают, они начинают этого бояться, а потом этот страх переводят в агрессию.

— Ты говорила, что эпизоды селфхарма у тебя начались после 24 лет. Вы с психотерапевтом пришли к какому-то выводу, почему это произошло?

— Потому что у меня была неразделенная любовь, я стыдилась этого и хотела себя таким образом наказать. Это не была манипуляция, мол, «он меня не любит, а я порежусь, и он будет со мной». Это было из разряда «Карина, как тебе не стыдно, тебя не любят, а ты унижаешься. Как ты можешь такое терпеть? Невзаимная любовь — для слабых, а ты не можешь проявлять слабость, ты должна быть наказана». 

Это либо наказание самой себя, либо управление эмоциями, которыми ты не можешь управлять — а я не могла, либо ты не можешь что-то выразить эмоциями и проявляешь через физическую боль. Это было сильное напряжение, я была сильно влюблена, а это тоже зависимость. Я боялась себе в этом признаться, потому что это отстой: в 24 года убиваться из-за мальчика, который еще и младше меня, резать себе руки, какой позор. Так я рассуждала в тот момент. Таких эпизодов было много, штук пять.

— Ты в одном из интервью назвала себя психоактивистом. Что для тебя это значит и что ты дальше будешь делать в этом направлении?

— Я скоро запущу ютуб-канал про ментальное здоровье вместе со своей коллегой. Он будет называться «Справиться проще». В первом выпуске мы будем разговаривать с клиническим психологом про стигму и про отношение общества к людям с ментальными проблемами, во втором — про тревоги.

Заниматься психоактивизмом для меня — значит говорить: «Давайте не будем бить лежачих, пожалуйста. Начнем с малого, давайте не издеваться над теми, кому и так уже не о’кей». Надо мной много издеваются, но у меня реакция на это выходит в агрессию, в эпатаж, и меня это спасает. Мне говорят, что я больная, а я: «Да, давайте, говорите еще, и будем дальше на этом кататься», хотя мне часто бывает очень больно. А у многих людей все совсем по-другому. Их ранят, они закрываются, им становится еще хуже. Это очень плохо, я считаю, что так не должно быть. Мне хочется хоть чуть-чуть сделать что-то хорошее. Что везде все плохо и все мудаки — это понятно. Что с этим делать — непонятно. А я хочу понять, что делать, хочу, чтобы мне не присылали в день по 20 вопросов: «Карина, как мне найти психотерапевта?». Чтобы ответ на этот вопрос был понятен любому человеку, чтобы было понятно, куда идти и что делать. 

— Отказался ли кто-то от рекламного сотрудничества с тобой из-за того, что ты говоришь о зависимости и ментальных проблемах?

— Я никогда не пропагандировала правильное питание или спорт — я всегда была «женщиной 666», оторвой, поэтому со мной все продолжают работать. Я же не говорю, что наркотики — это круто и давайте их все употреблять. Я говорю, что выход есть, все нормально, все будет хорошо. Мне даже некоторые представители рекламных агентств пишут: круто, что ты рассказываешь, спасибо, я пошел к психотерапевту, а то я думал, что я ненормальный. Я искренне стараюсь донести до людей, что говно случается, но это не значит, что надо ставить на себе крест. Что у нас есть миллион шансов, есть и хорошее, и плохое. Что всех можно простить. 

Да, я делала плохие вещи, но в основном по отношению к себе, и меня тоже можно за это простить. Даже если человек совершает что-то плохое, это не значит, что он плохой.