Вьетнамец Сюн полжизни провел в Ленинграде, но жизнь эта была не очень счастливой — путешествие на новую родину было долгим и мучительным, ему довелось намного пережить членов своей семьи, в начале 1960-х он убил человека и последние десятки лет провел за решеткой — а после смерти его расчленили. Специально для «Холода» Анастасия Золотова рассказывает историю Сюна — последнего слона, ставшего жителем Ленинграда.
Как ленинградский художник променял Чехова на слона
В 1956 году Владимир Шевченко оканчивал графический факультет ленинградской Академии художеств. Ему тогда было уже за 30 — как и многим его сверстникам, получить образование раньше Шевченко помешала война: в 1941-м, когда он уже оканчивал художественное училище в родном Луганске, он отправился на фронт добровольцем — и следующие четыре года прослужил в автомобильном полку. В будущем Шевченко прославится именно рисунками на военную тему — проиллюстрирует сотни книг от лермонтовского «Бородино» до детских изданий вроде «Что умеют танкисты» (впрочем, Свифта и Дефо он тоже проиллюстрирует). Тогда, в середине 1950-х, он искал тему для диплома — и поначалу собирался писать картину «Горький и Чехов на берегу моря», даже начал готовить эскизы. Однако его научный руководитель Михаил Таранов тему не одобрил — и вместо этого предложил Шевченко нарисовать историю двух слонов, которых торжественно доставили в Ленинградский зоопарк из Вьетнама за год до этого.
«Отец три месяца раздумывал и не поддавался уговорам Таранова взяться за историю про животных, потому что никогда их не рисовал», — вспоминает дочь художника Галина Никольская-Шевченко. Когда научный руководитель все-таки уговорил студента, Шевченко отправился в зоопарк: он придерживался канонических иллюстраторских правил — и решил начать со сбора фактуры.
«Отец записал интервью, узнал путь слонов, их время в пути, рацион, остановки... Он дни и ночи проводил в библиотеках: начитывал и рассматривал, фотографировал и срисовывал материал о Вьетнаме, — продолжает дочь художника. — Читал книги и журналы, ходил в музеи. Изучал повадки слонов, штудировал книги по истории и географии Вьетнама, образ жизни жителей». Галина Никольская-Шевченко и сейчас хранит архивы отца, а в них — папки с рукописными материалами к будущему диплому: тетрадные листы с нарисованной вручную картой Вьетнама, первыми набросками животных и подробным интервью с Владимиром Александровым — заведующим зоочастью, который и сопровождал слонов в их путешествии, а впоследствии стал директором зоопарка.
Диплом Шевченко в итоге защитил на отлично и получил статус кандидата в члены Союза художников. А уже через год его рисунки стали книгой — историю вьетнамских слонов описал сам Виталий Бианки, один из главных советских детских писателей. К концу 1950-х Бианки, в Гражданскую воевавший в армии Колчака, а в сталинские годы переживший два ареста и ссылку, уже почти не мог ходить после двух инсультов — однако работать продолжал. Вышедшая в 1957-м году их совместная с Шевченко книга про слонов — «Сюн и Кунг» — стала одним из последних произведений писателя — через два года он умер. Неудивительно, что Бианки заинтересовался историей вьетнамских слонов, — там действительно было, о чем рассказать.
Как вьетнамские слоны ехали в советском поезде
Сюн, ставший в итоге последним слоном в истории Ленинградского зоопарка, родился в Центральном Вьетнаме в 1908 году. Уже через два года его поймали и приручили люди: сначала слона использовали, чтобы перевозить бревна, а когда Вьетнам оккупировали японские войска — для транспортировки оружия. Схожая судьба была и у будущей спутницы Сюна по имени Кунг, которая родилась годом раньше. К тому моменту, когда правительство Хо Ши Мина решило подарить слонов, которым уже было за 40 лет, советским детям (и дало им идеологически верные имена — Герой и Подвиг), они уже три года работали у землевладельца, который относился к ним очень жестоко, — Сюн даже болел.
Подарить слонов далекому северному городу было просто. Куда сложнее их было туда доставить — дорога заняла у животных больше года. Сначала слоны вместе с четырьмя провожатыми (именно они потом рассказали биографию Сюна и Кунг Александрову) шли пешком по вьетнамскому бездорожью, через горы и лес. Когда делегация дошла до востока Китая, слонов погрузили на поезд — и 24 июня 1954 года животные прибыли в Пекин, где их встретила советская делегация во главе с Александровым. Там Сюна и Кунг разместили в парке при огромном монастырском комплексе Храм Неба, где слоны провели целых два месяца. Как объяснял потом Александров, задержка возникла из-за того, что животным нужно было время на адаптацию: они привыкли к вьетнамским тропическим фруктам и поначалу не ели яблоки, траву и овощи, которые им предлагали в Китае.
Наконец, много времени заняла перестройка вагона, в который трехметровый Сюн просто не помещался. Более того: поначалу предполагалось, что сопровождающая делегация поедет в соседнем вагоне, однако, как потом вспоминал Александров, слоны отказались заходить в поезд одни и подпускали к себе только своих вьетнамских проводников — в итоге тем всю дорогу пришлось поочередно сидеть у животных на спине.
Путешествие по советским железным дорогам тоже было трудным. Сопровождающие должны были беречь слонов от холода — пока ехали, жаркое китайское лето сменилось на промозглую русскую осень. На воздух Сюна и Кунг выводили только ночью, а обратно они заходили крайне неохотно. Много усилий требовалось и чтобы покормить слонов. Пока ехали по Китаю, они выпивали по 15 ведер в день (потом — по 5–6 ведер). На завтрак каждому полагалось ведро зерна, три ведра овощей и три-четыре буханки хлеба; на обед — два ведра зерна, четыре ведра овощей и еще три-четыре буханки хлеба; на ужин — сорок кило сена.
В советском поезде Сюн и Кунг провели почти месяц — вели себя спокойно, но, как рассказывал Александров, ни разу не ложились. В начале октября 1954 года они прибыли на Финляндский вокзал в Ленинграде, где их торжественно встречала официальная делегация — представители горисполкома, министерства культуры, сотрудники вьетнамского посольства и работники зоопарка. Однако после церемонии слоны остались на вокзале — иначе потребовалось бы перекрывать движение. Только в три часа ночи процессия двинулась в путь — дорога до зоопарка по Арсенальной набережной через Боткинскую и Кировский проспект заняла час.
На следующий день слоны спали лежа — впервые за все время пути. Через две недели вьетнамские провожатые уехали домой — а у Сюна и Кунг началась новая, советская жизнь.
Как Петр I поселил слонов в своей столице
Торжественной встречей Сюна и Кунг дело не ограничилось — о новых жителях зоопарка много писали в прессе. Говорили даже, что именно они стали источниками вдохновения для резиновых слонов фабрики «Красный треугольник». Тут был важен и политический контекст дружбы с социалистическим Вьетнамом, и предыстория. Слоны в городе жили почти с момента его основания — и многих из них горожане знали по имени.
Первого слона в 1714 году подарил Петру Первому персидский шах. На скудном рационе, не получая необходимых кормов, он прожил всего три года. В расходной книге царя было записано, что его пустили «на корм мясникам — 9 человекам». Еще одного слона персидский шах отправил Петру, уже ставшему императором, в 1723 году, а еще четырнадцать животных прибыли из Персии в Петербург уже при Анне Иоанновне — чтобы безопасно провести их по столице, пришлось укреплять Аничков мост, а поселили их в специально построенном Слоновьем дворе. Один слон почти сразу по прибытии вырвался на свободу, добрался до Васильевского острова и, как говорится в официальном рапорте, изломал там чухонскую деревню.
При Елизавете Петровне слоновий двор из центра на набережной Фонтанки перенесли на окраину города, а при Екатерине II — вообще в Царское Село. С 1832 года и до революции здесь жили четыре слона — последнего в 1917-м застрелили матросы. Параллельно, впрочем, уже существовал зоопарк в Александровском парке — первый слон поселился в специально построенном для него павильоне в 1868-м году; к 1911 году зоопарк купил уже пять животных. Самой знаменитой из них стала слониха Бетти — она играла с монетками, которые бросали ей посетители, и так полюбила обслуживавшего павильон рабочего по фамилии Буряк, что даже отказывалась от еды, когда его отстранили от работы. Бетти погибла в сентябре 1941 года — одна из бомб во время воздушного налета попала в зоопарк, и слониха погибла под обломками павильона. Ее кости уже после войны откопал и сохранил знаменитый палеонтолог Вадим Гарутт.
В начале 1950-х в Ленинграде три года жил самец по кличке Бэби — но когда выяснилось, что Хо Ши Мин подарил городу аж двух животных, его отправили в Киев: содержать в зоопарке двух самцов было невозможно. Впрочем, вдвоем Сюн и Кунг прожили недолго — уже в декабре 1956 года у них родился слоненок. Имя ей придумывали ленинградские школьники (правда, им почему-то сказали, что слоненок мужского пола); победил первоклассник Саша Игнатьев. Журнал «Костер» писал об этом так: «Во-первых, он первым прислал письмо с надписью "Очень срочно и важно". А во-вторых, он придумал чудесное имя — Лекс. Короткое, хлесткое, легко запоминающееся и людьми и животными».
Шевченко и Бианки задумали продолжение «Сюна и Кунг», но у дальнейшей жизни ленинградских слонов был совсем не детский сюжет. В сентябре 1957-го, вскоре после выхода книги, заболела и умерла Кунг. А еще через год во время прогулки в летнем загоне оступилась и упала в пустой бетонированный бассейн Лекси — полтора года ей лечили позвоночник, но потом она упала опять, и в апреле 1959-го слоненка усыпили.
Как слон убил человека
Нелегко складывалась и жизнь Сюна. Ухаживал за ним Кузьма Дашин — муж Евдокии Дашиной, почти легендарной сотрудницы зоопарка, которая во время войны спасла бегемотиху Красавицу: кормила ее распаренными опилками и ведрами таскала воду из Невы, чтобы у животного не трескалась кожа. Кузьма Дашин тоже работал в зоопарке много лет — как рассказывает историк Елена Денисенко в книге «От зверинцев к зоопарку», он ухаживал за кенгуру и удавами, участвовал в научных совещаниях, ездил на передвижные выставки, а еще часто попадал на фотографии в газетах: считалось, что мужчина похож на Чапаева. Однако со слонами Дашину было тяжело. Он не мог запомнить команд, которые использовали вьетнамцы, а русские слова слоны не понимали. Говорили, что, пытаясь заставить Сюна слушаться, Дашин злоупотреблял анкасом — специальным копьем с крюком, которым пользуются дрессировщики.
«Сюн был очень суровый. Слоны ведь помнят всю жизнь. У них потрясающая память, они могут долго вынашивать план мести», — объясняет Наталья Гергилевич, одна из старейших сотрудниц зоопарка, которая хорошо помнит его последнего слона. Другая бывшая сотрудница зоопарка Катерина Мурашова рассказывала, что однажды, когда Сюну не понравились листья, которыми она пыталась его накормить, он перевернул хоботом железный бак с этими листьями так, что под ним оказалась и сама Мурашова.
В 1957 году Кузьму Дашина нашли в зоопарке мертвым — Сюн затоптал его и разорвал тело на части.
Несмотря на миролюбивую репутацию слонов, такие случаи далеко не единичны — в 1978 году слониха убила хоботом раздразнившего ее грузчика в Московском зоопарке, а в 2007-м там же слониха, которую готовили к транспортировке в другую страну, швырнула об стену смотрительницу, которая ухаживала за ней более десяти лет (женщина скончалась на месте). Подобные инциденты происходили и в зарубежных зоопарках, в последние годы — в Японии и Канаде; в дикой природе столкновение со слоном — тоже очень рискованное происшествие: в одной только Индии в них ежегодно погибает до ста человек.
Сам Сюн оказался долгожителем — и умер, когда ему было уже за 70, в мае 1982 года. Однако его история не закончилась даже на этом.
Как слон послужил науке
Связи с Институтом материальной культуры Академии наук у Ленинградского зоопарка были налажены благодаря Вадиму Гарутту — тому самому ученому, который откопал череп погибшей в бомбежке слонихи Бетти. После войны Институт стал крупнейшем в стране центром изучения первобытной культуры. Именно в институт передали тушу Сюна после смерти. Она нужна была ученым для экспериментов — на ней испытывали каменные орудия труда, чтобы понять, как долго они могли работать эффективно и как на эту эффективность влиял их материал. Инициатором этих экспериментов выступал ныне покойный Александр Матюхин, тогда один из ведущих научных сотрудников института.
Работа была непростая — трудились десять мужчин, работавших посменно. «Сюна мы разделывали один день, — вспоминает старший научный сотрудник лаборатории, кандидат исторических наук Евгений Гиря. — В ходе этих экспериментов мы установили оптимальный угол и форму орудия для его максимальной эффективности. Пробовали имитировать разделку туши древним человеком. Слон ведь практически мамонт, только без шерсти, но для наших экспериментов это не так важно, главное – толщина кожи и мышц. При эксперименте присутствовал и Гарутт, который отметил интересный факт. Мы думали, что слону было больше 80 лет, но Гарутт, осмотрев его зубы, определил, что слон был моложе — и мог бы прожить еще, если бы не болезнь». Впоследствии части скелета Сюна передали в Зоологический институт, где они и хранятся по сей день.
Историю Сюна и Кунга помнят и сейчас. К 60-летию подарка Хо Ши Мина был организован художественно-просветительский проект «Сюн и Кунг — слоны дружбы», в рамках которого в 2018 году в Петербурге и Ханое прошли встречи и тематические выставки, о слонах даже сняли фильм в технике песочной анимации. Тогда же была впервые издана на вьетнамском книга о Сюне и Кунг.
Дочь Владимира Шевченко Галина хранит его рисунки не только в архиве — на ее теле 14 татуировок со слонами по эскизам отца.
В Ленинградском зоопарке Сюн ютился в пространстве, где до того содержали антилоп, но теперь и его перепрофилировали. По словам нынешнего директора зоопарка Ирины Скибы, чтобы построить современный слоновник сегодня, потребуется снести и переоборудовать половину нынешней территории — и тогда город лишится и других животных. Сюн стал не только литературным персонажем и фигурантом криминальных сводок — он оказался еще и последним слоном с ленинградской пропиской.
«Холод» благодарит Школу журналистики Европейского университета и Катю Алябьеву за помощь в подготовке материала.
