В середине апреля фонд «Живой» начал сбор средств на помощь российским больницам, которые оказались без средств защиты и необходимого оборудования для лечения пациентов с Covid-2019. Фонд закупает для больниц из разных регионов противочумные костюмы, маски, расходники для ИВЛ и даже передвижные рентген-аппараты. В интервью Лизе Миллер директор фонда Виктория Агаджанова рассказала, на что жалуются врачи, почему заниматься поисками средств защиты для больниц приходится некоммерческим организациям и как она относится к действиям государства в этой сфере.
Когда фонд принял решение помогать врачам, и почему вы взялись за эту задачу? Это же не совсем ваш профиль?
— Я не могу сказать, что это не совсем наш профиль, потому что и до эпидемии мы помогали больницам. Когда выстрелил коронавирус, мы собрали наших сотрудников — нас всего четыре человека — и решили, что не будем ввязываться в эту историю: у нас очень много пациентов, которые и в обычной жизни нуждаются в хорошем лечении и реабилитации, а если мы будем еще и распылять усилия на коронавирус, нас совсем не хватит, наши доноры от нас уйдут, и ничего мы сделать не сможем.
Но потом, буквально спустя неделю, стало очевидно, что все наши пациенты так или иначе зависят от больниц, в которых может разбушеваться инфекция. Мы смотрели, как это все происходит у коллег за рубежом, и стало понятно, что все, кто прямо сейчас находится на грани жизни и смерти, будут отложены в долгий лист ожидания — до тех пор, пока не прекратится коронавирус.
Это все совпало со скачком курса доллара, выросли цены на закупки, — например, на конструкции для выпрямления спины. А у нас два мальчика, которые нуждаются в операции, у них сильнейший сколиоз. И мы поняли, что они не попадут ни в какую больницу, никто не будет им делать открытую операцию — разрезать спину и фактически вручную выпрямлять этот позвоночник, — потому что в той же самой больнице есть очень серьезный риск появления пациентов с Covid. Стало ясно, что все наши пациенты сейчас так или иначе зависят от того, насколько быстро решится ситуация с вирусом и больницы вернутся в свой нормальный рабочий режим.
Когда мы это поняли, встал вопрос — а что мы можем сделать для того, чтобы эта ситуация выправилась? В тот момент нам стали прилетать письма от врачей со всей России, с которыми мы работаем, что у них есть первый пациент с Covid, кто-то писал, что пока [больница] находится в резерве, но в любой момент он может появиться. Потом стали писать станции скорой медицинской помощи, которые вообще находятся на передовой: едут к пациенту и совершенно не знают, что они там встретят. Вот так мы приняли решение, что мы все-таки в этот проект ввязываемся. Если мы можем сделать что-то для того, чтобы наши пациенты быстрее попали на свои операции и реабилитацию, мы должны это сделать.
Всегда хочется поддержать людей, которые, возможно, завтра будут нас лечить. Моя мама неделю назад выписалась из Коммунарки, у нее тоже был коронавирус, достаточно серьезная пневмония, и я с ее слов знаю, насколько тяжело приходится медработникам, особенно среднему, младшему персоналу. На среднем медперсонале держится в принципе сейчас все наше здравоохранение.
А в чем именно нуждаются больницы? Вы говорили про маски, расходники для ИВЛ, трахеостомы, переходники и даже передвижные рентген-аппараты…
— Да, все верно. Дело в том, что сейчас для того, чтобы гасить вспышки в регионах, под Covid перепрофилируют маленькие региональные больницы. У них нет КТ [компьютерной томографии]. Эти небольшие больницы оказались абсолютно не готовы к эпидемии, — а процесс закупки каких-то средств, если действовать официально через департамент [здравоохранения], достаточно длительный. Благотворительные фонды здесь чуть-чуть оперативнее. Просто в силу бюрократических особенностей.
Скольким больницам вы уже помогли?
— Точные цифры очень сложно сказать, потому что они меняются буквально каждую минуту. За две минуты до нашего разговора мне написали волонтеры, что они сформировали еще две посылки: одна уйдет в Нижний Новгород, другая — в Армавир. На данный момент точно отправлено 24 посылки в разные города, например, Москву, Московскую область, Санкт-Петербург, Петрозаводск, Ярославль, Ярославскую область, Крым, Владимирскую область. Собрали [на эти цели] чуть больше 7,3 млн рублей.
Мы привыкли считать, что в Москве все есть, что она первая получает все необходимое. Но здесь огромное количество заболевших, очень сильно заполнены больницы. Лично я считаю Москву проблемным регионом. Не могу сказать, что московские больницы не обеспечивают СИЗами, это будет откровенное вранье. Обеспечивают, но за открытием больниц не успевают. Каждый день открывается новая больница под Covid.
Сейчас на очереди заявки от двух крупных московских больниц, которые перепрофилируют, и там действительно нужно очень много всего. Я бы не хотела называть эти больницы, потому что я очень люблю врачей, которые там работают, и меньше всего в этой всей ситуации хочу, чтобы машина вертелась против них, а не за них.
На очереди еще четыре заявки — две из Краснодарского края, две из Нижнего Новгорода, и ждем очень письма от Республики Коми. У них очень большой прирост пациентов за сутки. Эти три региона мы сейчас считаем наиболее приоритетными.
В каких городах наиболее проблемная ситуация со средствами защиты?
— Судя по числу заявок, Ярославль и Ярославская область были очень необеспеченные, туда мы отправили три посылки и будем отправлять четвертую. Ярославль и Нижний Новгород (187 и 860 заболевших — прим. ред.) — самые активные регионы у нас. Но это может не отражать реальную картину, потому что очень многое зависит от позиции руководителей больниц: если бы все были готовы говорить, мы бы узнали о многих других регионах, [в которых есть проблемы]. Не факт, что Саратовская или Самарская область обеспечены СИЗами лучше, просто у нас нет оттуда информации.
«Если власть считает, что этот самолет со средствами защиты был нужнее [в США], я не могу с ней спорить»
Как вы относитесь к тому, что в разгар эпидемии российские власти отправили СИЗ и оборудование для борьбы с коронавирусом в США и другие страны?
— Мне тяжело это комментировать, если честно, потому что я привыкла решать проблему. Если власть считает, что этот самолет со средствами защиты был нужнее там, я не могу с ней спорить. Я знаю картину по конкретной больнице в Ярославской области — там они нужны. Если государство не может по каким-либо причинам их туда поставить, значит, это сделаем мы.
Мы не работаем против государства, мы работаем вместе с государством, это важно понимать. Если государство сможет обеспечить что-то конкретной больнице, мы будем невероятно счастливы и вычеркнем эту больницу из списка, поставим жирную точку, скажем: «Все, там ребята защищены». Наша первичная задача, как и любого благотворительного фонда, — сделать хорошо людям. Большая машина не всегда успевает сделать это хорошо и быстро, и это — нормально. Мы оказываемся быстрее, оперативнее, и я этому очень рада.
Как можно получить от вас помощь?
— Мы работаем только по официальным запросам от больниц. То есть к нам может обратиться в частном порядке врач, — и мы действительно узнаем о проблеме от врачей на местах, — но для того, чтобы ее решить, нам необходимо письмо за подписью и печатью главврача. Мы обещаем не публиковать эту информацию в открытом доступе, чтобы минимизировать гонения на больницу, на государство. Сейчас не время разбираться, кто и что кому должен, куда уходят наши налоги. Эти все вопросы [нужно решать], когда нет реальной опасности. Сейчас реальная опасность есть, давайте разбираться в этом потом, а сейчас нужно [понять], чем каждый из нас может помочь.
Я очень благодарна главврачам больниц, которые не стесняются говорить о том, что у них чего-то не хватает. Это абсолютно нормальная ситуация во всем мире. В Италии сразу же организовали фонд по закупке средств защиты для врачей. [Некоторые] думают, что мы чем-то отличаемся от Италии, от всего остального мира, но я лично в этом не уверена. И хорошо, если у нас не будет какого-то катастрофического сценария. Но территория страны огромная, несравнимая с Италией, поэтому помогать здесь гораздо сложнее, помощь нужна в разных точках.
Действительно ли врачи боятся просить помощи? С чем вы это связываете?
— Врачи не боятся просить помощи. Просить помощи боятся на официальном уровне, за подписью и печатью [главврача] на бланке организации. Врачи, с которыми мы работаем, регулярно пишут мне — «у нас нет вот этого», «ой спасибо, нам привезли костюмы, но у нас, оказывается, нет бахил». Или «у нас есть бахилы, но запас не рассчитан на такой объем работы».
Плюс мы столкнулись с тем, что очень многие больницы, особенно в регионах, следуют правилу: надел костюм — зашел в красную зону, вышел из красной зоны — снял костюм и выбросил его в утиль. Этого делать категорически нельзя, потому что никаких костюмов не хватит — их уже сейчас на рынке не так много. Мы в каждую посылку в регионы вкладываем инструкцию по дезинфекции от производителя. Костюмы можно и нужно дезинфицировать, какие-то костюмы можно дезинфицировать жидкими средствами, какие-то — при определенной температуре. Обязательно вкладываем инструкцию по дезинфекции респираторов.
Запрос от районной больницы «нам нужно 2000 костюмов» мы не рассматриваем. У нас есть врачи-консультанты, которые высчитывают необходимое количество средств защиты для больницы, исходя из количества реанимационных коек, загруженности, количества персонала, которые работают с «ковидными» больными.
«Первое, что я сделаю, когда все это закончится, — на сутки отключу телефон. Потому что я его видеть уже не могу»
Как происходит поиск СИЗ и оборудования?
— У нас есть прекрасная волонтерская команда, которая сформировалась буквально за два часа. Она разделена по направлениям: часть обзванивает больницы, собирает достоверную информацию, запрашивает письма, договоры, другая — практически круглосуточно сидит за компьютером и на телефонах, выискивая средства защиты, договариваясь о том, чтобы цены на них были как можно более лояльными.
Я должна отдать должное многим поставщикам, которые отдают средства индивидуальной защиты по закупочной цене, какую-то часть могут предоставить бесплатно, потому что хотят помочь больницам. За это им огромное спасибо. Вся эта ситуация с Covid — лакмусовая бумажка для нас. Мы для себя такой своеобразный рейтинг составили: нам будет очень приятно работать с такими поставщиками и дальше, когда пандемия закончится.
Работаете ли вы с частными клиниками? Есть ли там проблемы?
— Мы работаем с частными клиниками, но у нас не было ни одного обращения. Была заявка от одного маленького фельдшерского пункта в Ярославской области. Но заявка была настолько невнятная, что мы ее в работу не приняли. Там была проблема с печатью, с подписью, с общением. Большие частные клиники к нам не обращались. Я знаю, что очень многие наши партнеры переходят сейчас на Covid, вот [подмосковный частный госпиталь] «Лапино» перешел, еще есть больницы. Я думаю, что они, наверное, закупили все сами.
Как сейчас выглядит ваш рабочий день? Насколько возросла нагрузка?
— Когда объявили дни нерабочими, мы созвонились с коллегами в Zoom — и у нас была такая истерическая пятнадцатиминутка, как мы ее назвали. Потому что у нас работы стало в разы больше. День начинается где-то в 7.30 утра — у меня дочка учится в пятом классе, моя задача как мамы — разбудить ребенка всеми возможными способами, выяснить, какие уроки в Zoom, какие в скайпе, сформировать какое-то расписание. И где-то в 8 я сажусь за компьютер, вставляю наушники в уши и, как правило, очень долго разговариваю по телефону. Часов до 9-10 я отвечаю на письма от больниц и доноров, которые накопились за ночь, планирую публикации, а потом начинается очень странное время, которое мы называем «рабочие сутки». Волонтеры все время на связи, у нас есть три чата. Получить звонок от члена команды в два часа ночи уже никого не удивляет. Мы расходимся ближе к трем, и я не помню за последний месяц дня, включая выходные, когда я спала больше четырех часов.
Конечно, это очень тяжело, но [испытываешь] большой азарт, адреналин. Потому что, когда тебе удается найти костюм не за 2500 рублей, как все, а за 1300, у тебя появляется желание встать и устроить пятиминутку танцевальную.
Первое, что я сделаю, когда все это закончится, — на сутки отключу телефон. Потому что я его видеть уже не могу.
Какие еще организации занимаются поддержкой больниц?
— Это «Фонд профилактики рака», «Правмир», «Созидание», «Лавка радости». Есть «Фонд 52», который помогает 52-й больнице. Очень важно, чтобы небольшие НКО подключались в своих регионах к этим вопросам. Даже если они не могут собрать деньги и купить средства индивидуальной защиты, нам важно хотя бы получать экспертизу с этих мест.
Чем еще могут люди помочь врачам? СМИ писали, что Депздрав пригрозил штрафами сотрудникам скорой помощи, которые воспользуются предложением получить бесплатный обед в «Макдональдсе». Известны случаи, когда пациенты хотели заказать доставку пиццы своим врачам, но им запретило начальство больницы.
— Я, если честно, не знаю таких случаев. Наоборот, у нас есть дружественные рестораны и фонды, которые регулярно отвозят еду в разные больницы. Я порадовалась, что буквально в самый разгар эпидемии нам удалось получить у наших прекрасных партнеров кофемашины, запас кофе, конфет, сухофруктов, сладостей. Все это было отправлено в Коммунарку, чтобы хоть как-то поддержать врачей. Сейчас я знаю, что туда возят свежий хлеб две пекарни. Я не знаю случаев, когда волонтерам препятствовали в том, чтобы поддержать врачей какой-то едой, сладостями, кофе или еще чем-нибудь.
С другой стороны, если я дома испекла пирог и повезла его врачам в больницу, у меня действительно могут его не принять. Никто же не знает, вдруг я сумасшедшая старушка, которая положила туда цианистый калий. Это тоже своеобразная форма защиты врачей, наверное.
«По окончании вируса мы получим большой массив работы для психотерапевтов»
А кто-то из ваших подопечных сейчас находится в больнице? Ведь большинству больниц пришлось выписывать пациентов с другими болезнями после того, как началось перепрофилирование под Covid.
— Да, это большая-большая проблема, я действительно слышала от врачей, что они перепрофилируются и не знают, куда переводить пациентов, которых они уже лечат. Но как-то совпало, что, когда вот это все началось, у нас были только пациенты на госпитализации в реабилитационных центрах. Такие центры пока, слава богу, ни под что не перепрофилируют. Другой вопрос в том, что наши пациенты из регионов, инвалиды-колясочники, у которых позади трахеостомия (операция, при которой в трахее делают отверстие и вставляют трубку для облегчения дыхания, — прим. ред.), просто не могут доехать до места реабилитации в Москве или в Крыму. Они остались в стоп-листе, потому что им этот вирус ловить категорически нельзя.
Меня беспокоит, что мы все переключились на Covid, мы слышим только о нем, видим только его, нам постоянно доносят какую-то новую ужасную информацию, постоянно напряженный психологический фон, — что категорически противопоказано людям с нестабильным психическим состоянием, с повышенной тревожностью, с депрессией. По окончании вируса мы получим большой массив работы для психологов и психотерапевтов.
Больше всего меня сейчас волнует то, что совершенно никак не продвигается идея о том, что, кроме коронавируса, есть и другие заболевания. И от них так же продолжают страдать, умирать люди. Онкология не будет ждать, пока пройдет вирус, перелом позвоночника не срастется сам по себе от того, что в стране бушует эпидемия, и этим пациентам, конечно, сейчас уделяется минимум внимания. Меня это очень сильно волнует. Потому что в конце концов наша задача — помочь людям, а эту задачу мы не можем выполнить до тех пор, пока мы не поймем, что происходит, как это все лечить.
